Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин

крестьянской семье, здоровой и душой и телом. Только правая нога у нее была сильно короче другой и ослаблена. А потому Груша была вынуждена выучиться хозяйствовать по дому. А в виду зажиточности и огромности семьи её оставили в этом качестве: готовить, стирать, вытирать сопли малым и присматривать за старыми. Во взрослости нашелся ей жених – вести его хозяйство. Много старше её, зато тихий и совестливый. Городской типограф. Она родила ему дочь. Здоровую и характерную. Назвали Зина. И юность этой Зины совпала с тем пятилетием в государстве, когда победителям – пришедшим с войны солдатам – было разрешено всё по отношению к женщине. Он мог сочетаться с ней браком, но мог и в любое время уйти. И если женщина ждала ребенка, она не могла подать на алименты. Материнство оказалось не защищено. И многие так из победителей: поживут немного и уходят. С этим же столкнулась и дочь Зина. Очень уж она влюбилась в большого, красивого, широкого душой героя войны. Все девки ей завидовали. Но как только он узнал, что она беременна, как настоящий разведчик – исчез, никто не успел оглянуться. А она, не чинясь, как характерная, взяла со своего механического завода другого парня, по имени Николай, который признавался ей в любви не раз. И всё было хорошо. То есть его приняла семья, он расписался, и они ждали ребенка. Конечно, она сказала, что беременность от Николая. По-женски простительно. Что ей делать? Семью создавать для себя надо. Род продолжать надо. Материнство свое натурализовать надо. Да, немножко прикрасила свою ситуацию. И Николай согласился, всё хорошо, я тебя люблю.

Неудача получилась, когда она родила. Сама она белая и Николай блондин. А ребенок родился темноволосый. Если честно – того настоящего разведчика. Но Зина молчала. А женщины вокруг говорили: «Так бывает, Коля, не расстраивайся. Это аномалия». А мужики на заводе говорили: «Надувает тебя женщина! Не соглашайся! Вплоть до развода!» И Коля скис, и начал как-то вяло жить и поговаривать, что, наверно, он ошибся дверью, когда надумал жениться. Прямо он ей ничего не говорил.

Тогда Груша собрала семейный совет. Поставив на кон свой талант, она сказала: «Сломать семью легко. Сломать налаженную жизнь. А вот соберешь ли потом вторую? Это большой вопрос. И зачем это делать? Не лучше ли попробовать в такой сложной ситуации уместиться? Вы любите друг друга – это видно. Значит, вам семьей жить. Чего не хватает? Только двух вещей: жилья и чтобы кто-нибудь, как-нибудь освободил бы вас от чужого ребенка. Или хотя бы устроил его пропитание. Вы еще вполне способны быть семьей, если вам это кто-то предоставит. Не теряйте головы. Вот я вам и предлагаю: дед на пенсии занимается цветами. Эти деньги мы будем давать на чужого ребенка. Сам дед весь день с цветами. Ему нужна только кровать в углу. Вся комната ваша плюс терраска с пристройкой. Для вас двоих и двоих детей будет достаточно.

А я ухожу в калики перехожие – вот мой талант. Буду утешать людей своей беседой. Это раньше семья мне разрешала хозяйствовать, когда мы основательно стояли на ногах. А сейчас я за тарелку супа должна ходить в люди и утешать их разговорами. Много мне не надо – за печкой переночевала да опять пошла в люди. Так что я вас прошу не разводиться. Мы с дедом это выдюжим».

Ну, погоревал-погоревал, конечно, Николай. И себя жалко, и ситуация не простая. Да на его счастье была с ним гармонь, привезенная еще из деревни Ливенка. Ну и если он вина покупал – никто ему не перечил. Посидит на завалинке, попьянствует да поиграет на гармони. Народ вокруг с пониманием относился.

Глава 5. Первый мировоззренческий поход с Крезлапом

– Пойдем в дом Бога? Вдруг он там живет, и мы его увидим? А что мы тогда делать будем? Может быть, попросим его исполнить какое-нибудь наше желание?

– Нет, это же не дед Мороз, чтоб у него желание просить.

– А что? Бога ни о чем не просят?

– Да нет, просят!

– А о чем?

Крезлап пожал плечами.

– А он ест чего или нет?

– Мать яйца ему носила. Должно быть, он их ест.

– А еще чего?

– А… вспомнил. Когда на другой улице жили, мать туда к нему кулич носила.

– Ну, значит, он еще и куличи ест.

– Да нет, куличи он не ест, все куличи мы обратно почему-то принесли.

– А что, если мы придем, а его дома не будет?

– Сдурел что ли?

– А может, у него еще другой какой дом есть?

– Есть. Моя мать из Нижнего, там тоже дом Бога есть, так что, если его здесь не будет, возможно, он туда уехал.

– А что он еще делает?

– Кажется, его каждый год на кладбище относят.

– А как это может быть? Разве можно каждый год хоронить?

Крезлап опять пожал плечами, и мы пошли. Мне требовалась хорошая встряска вне дома, а на это был способен только Крезлап. И он не подвел, согласился.

Пошли мы через кирпичку – кирпичный завод. Второй микрорайон построили, и наши дома оказались позади кирпичного завода. Последняя стадия – обжиг и вытаскивание кирпичей из печи, которая тут же горела, очень нас занимали.

Только издали кирпичка казалась одним домом. На деле их было три. В первый дом подвозят глину с местных карьеров и сгружают в большой чан за воротами вместо двери. На пробу мы побежали посмотреть. Двери оказались открытыми. Воодушевленные, мы побежали по лестнице наверх. На втором этаже стояла тетка с лопатой и направляла падающую сверху на транспортер глину. Большие куски она разламывала лопатой. Увидев нас, она не удивилась, никак не прореагировала и ничего не сказала. При ней мы оказались предоставлены сами себе, но это не помогло нам обнаружить свой интерес в этом процессе. Поглазев некоторое время, мы спустились разочарованными. Не интересно. И вдруг нас осенило: глина по транспортеру идет во второй дом. И мы побежали туда.

Двери второго дома были также открыты. И мы также вдохновенно по ступенькам взбежали на второй этаж. Но, к сожалению, там тоже стояла тетка с лопатой. Глина по транспортеру двигалась с одной стороны, а сверху подавался песок. Всё это падало в чан с водой, а тетка поправляла два потока. И здесь мы не нашли ничего интересного. Но у нас уже была задумка сбегать в третий дом. Но двери третьего дома были закрыты. Мы постояли в надежде, что