Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Но тут показалась туча, и баллон, который мы оставили на пруду у бережка, вроде как колыхнуло. Мы оглянулись – баллон на месте. Опять залезли в полотенце, сидим, лялякаем. Это было вторая ошибка. Мы выпустили баллон из рук.
И вдруг огромная туча выскочила из-за ёлки. Но солнышко всё так же сильно грело, и ветер стих, и мы опять затеяли разговор и смех, кто как купался, кто как нырял, кто сейчас синий сидит, а кто нормальный. Но туча накрыла нас, вывалила дождь, рванул сильный ветер. Мы схватили одежку, нашли место под ёлкой. Не до баллона нам было, если честно. И вдруг видим – баллон, который стоял у берега, несется на всех парах посреди озера. И догнать не догонишь, и перекупались. Решили обежать озеро и встретить баллон на том берегу.
Но когда мы туда прибежали, то увидели легковую машину и двух мужчин, один из которых спешно раздевался.
Мы даже не поверили своим глазам – зачем он это делал? А он поплыл навстречу нашему баллону, ухватил его рукой и стал подтягивать к берегу. Вынес, и они вдвоем молча положили его в багажник. Мы стоим здесь в десяти метрах с ужасными глазами и ничего не можем промолвить, потому что мы никогда таких взрослых не видели. На улицах поселка – взрослые всегда остановят, дадут совет, поддержат. Никогда не было, чтобы они грабили ребенка среди бела дня. От ужаса мы не могли даже пикнуть.
Тот, кто раздевался, быстро оделся и, не глядя на нас, они юркнули в машину, завели ее и второпях уехали.
Как мы себя ругали, как мы себя кляли всю дорогу. Почему же мы не сказали им – «Дяденьки! Это наш баллон! Отдайте нам его!» Мы никак не могли понять, почему же мы молчали? Ведь это так просто было сказать!
Ну, дома, конечно, Вите и сестрам влетело. По-армейски, ремешком, всем троим. Сужу по тому, что Витя не подошел ко мне. Ни разу за две недели, которые они еще там жили.
А мне отчим ничего не сказал. Но матери высказал всё:
– Да знает ли он, сколько я ждал и лебезил перед начальством, чтоб такой баллон достать? А он его прокакал? А ему хоть бы хны.
И это была его ошибка: вместо разбора ситуации, что произошло, что можно было сделать – он огульно охаял меня.
Да, мы не знали ценности этого баллона. Если бы он привез старый, латанный, он был бы для нас таким же.
«Я им достал особый баллон! Это был новый баллон от «Победы»! Вот разиня! Что с ним дальше-то будет?»
Я проиграл. Четыре ошибки и одна. Четыре один в его пользу. Но по молодости лет я это переживал только эмоционально. Не исключаю, что Витю и сестер не били, а внушили – «не связывайся с этим мальчиком». Мне нужна была их дружеская поддержка – мне же предстояло отчитываться отчиму за баллон. Я считал нас всех четверых друзьями. Но ко мне никто не подошел. Зажались и молчали.
А их отец пришел как ни в чем не бывало к нам, постучался, представился, вынул лист бумаги, карандаш, улыбнулся матери приятной улыбкой мужчины лет 45, крепкого, симпатичного, и объяснил:
– Я зашел к вам вот по какому вопросу. Мы скоро уезжаем отсюда. Нам квартиру дают в Кунцево. Всё, что у нас из мебели есть, мы не возьмем. Там купим новое. А здесь, если кому что понравится, за небольшие деньги отдадим.
– Ну не знаю, – сказала мать. – Может быть, диванчик, на котором Витя спит? А то сыну спать не на чем. Это от меня. А вот сын сам захотел вашу солдатскую табуретку, чтоб выпиливать.
Серебряков говорит:
– Я согласен. – И назвал цену, вполне мать устроившую.
– Только вот я вас хотела попросить об одном деле, – робко начала мать. – Не знаю, правда, как начать. В общем, ваша жена недовольна, что вы столько денег тратите на вино. И я бы хотела вас попросить от себя и от ее имени.
– А… Это она вас просила?
– Ну да.
– Я бы не стал отвечать, но вы такая симпатичная женщина, что, пожалуй, я вам объяснюсь. Понимаете? У меня тяжелая работа.
Я молодых ребят в учебке учу два месяца и должен за них головой отвечать. Поэтому я взял себе в жены женщину работящую, домовитую и к материнству склонную. И она родила мне двух сыновей и двух дочерей. И я считаю – это нормально – четыре ребенка. Так и должно быть в семье. Но также считаю, что жена должна заниматься детьми и не работать. Работать должен один я. И я работаю, и мне трудно. И мне иногда хочется отдохнуть. Поэтому я никак не могу уместиться в три рубля, о которых она мне и всем остальным, и, видимо, вам, говорила. Я этим не занимаюсь – выпить вина за три рубля за углом. Я приглашаю понравившуюся мне женщину в ресторан. И мы проводим там вечер. Жаль, что мы уезжаем и что вы замужем. А то я бы и вас пригласил в ресторан. Вы мне тоже симпатичны.
Да, есть её жизнь – дети и дом, и есть моя жизнь – работа и иногда отдых с хорошенькими женщинами в ресторане. Поймите – я работаю на семью. Но и мне что-то нужно. Я дал детям хорошую мать. А меня критиковать не надо. Надеюсь, мы останемся с вами в приятельских отношениях.
Глава 3. Избавление от одиночества
Серебряков сдержал свое офицерское слово. Как и обещал, съехал с семьей через две недели. И мы быстренько, никого не оповещая, перетащили свои вещи в их комнату, которая была на четыре метра больше нашей. Потеряли, однако, обеденное солнце в окошке и георгины Потютюихи, разумеется, их нижнюю, видимую из нашего окна часть.
Ночью, в день привоза шкафа, была гроза, и я выбегал с ведерком отбрасывать воду из лужи, которая грозила перелиться за подоконник. А Потютюиха кричала со своего второго этажа: «Не лей грязную воду на мои георгины!» Она была пожилая татарка и молодая мать с грудничком, и ей были неприятны
