Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
Чэн Фэнтай тоже нашёл это забавным, сняв перчатки, он, потирая руки, подошёл к столу и наклонился, одной рукой опершись на стул Шан Сижуя, а другой вытянув для него кость. Шан Сижуя обдало холодом и ароматом табака, похожего на аромат лекарственных трав для прочистки горла, и запах этот был очень приятен.
Сидевший справа игрок выбросил свои кости:
– У меня сошлось!
Чэн Фэнтай воскликнул:
– Ай-яй, некий Чэн не принёс Шан-лаобаню удачи, виноват! – Он снял с пальца драгоценный перстень и положил в руку Шан Сижуя со словами: – Вот, прошу принять в качестве извинения.
Шан Сижуй никогда не отказывал людям, хорошо к нему расположенным, сжав кольцо, золото которого ещё хранило тепло Чэн Фэнтая, он сказал со смехом:
– Мы так мало знакомы, а я уже получил от второго господина три кольца.
Чэн Фэнтай поднялся и отчётливо проговорил:
– Третьего числа следующего месяца прошу вас всех в мой дом по случаю месяца моего сына. Вы люди занятые, вот я и объявляю о вечере заранее, чтобы вы отложили все дела и непременно пришли!
– Снова у вас молодой господин? Это ведь третий по счёту?
Чэн Фэнтай вздохнул:
– А я так надеялся на девочку. Кто же знал, что снова родится малец, уже и места себе не нахожу.
Кто-то с издёвкой проговорил:
– Ну что за человек, меры не знает в том, чтобы раздражать других, у меня в семье четыре девочки, мальчика уж и не дождусь, видать.
Чэн Фэнтай с сияющим взором предложил:
– Так давайте с вами поменяемся?
Тот господин лишь рассмеялся, не принимая слова Чэн Фэнтая всерьёз. Чэн Фэнтай же продолжал:
– Правду говорю! Если к сорока годам у меня так и не родится дочери, возьму себе на воспитание кого-нибудь. Я уже всё решил, так что, если у кого-то из вас есть нежеланная дочь, отошлите её ко мне через пару лет.
Никто не обратил внимания на его пустую болтовню, кроме Шан Сижуя:
– Мне тоже нравятся дочки. Они заботливые и почтительны к родителям.
Чэн Фэнтай, считай, нашёл наконец задушевного друга, придвинув стул, он сел рядом с Шан Сижуем и принялся беседовать с ним о достоинствах дочерей, а потом сказал:
– Шан-лаобань, в начале третьего месяца я приглашаю вас с труппой «Шуйюнь». Решил не посылать карточку, а сказать сам. Прошу вас выступать только в амплуа дань и цинъи, чтобы приманить девочку. Вы сможете сыграть для нас? Если в следующий раз и правда удастся приманить девочку, это будет целиком заслуга Шан-лаобаня.
Кто-то рассмеялся:
– Если у вас в семье родится девочка, это определённо станет заслугой Шан-лаобаня. Вот только тогда придётся поспрашивать вторую госпожу, чьих стараний этот плод.
Чэн Фэнтай, стиснув зубы, отвесил говорящему тумак:
– Сукин ты сын, так и чешутся кулаки задать тебе трёпку! – И затем умоляюще обратился к Шан Сижую: – Вы сможете исполнить то, что пожелаете, изменённые, современные постановки тоже пойдут, а я со своей стороны ручаюсь, что никто не посмеет облить вас кипятком.
Шан Сижуй хотел было сказать: «Выльют на меня кипяток или нет, мне это безразлично, я к такому уже привычен. Но ведь в тот день твоя старшая сестра Чэн Мэйсинь тоже наверняка явится. А завидев женщин и детей из труппы «Шуйюнь», она выкажет своё неудовольствие и станет чинить нам неприятности». Но раз уж Чэн Фэнтай не обратил на это никакого внимания, то Шан Сижуй тем более отнесся к присутствию Чэн Мэйсинь безразлично и немедленно дал своё согласие, принявшись обсуждать с Чэн Фэнтаем, в каком порядке стоит давать номера на празднестве.
Чэн Фэнтай всегда отличался оригинальностью мышления. Так или иначе, находились те, кто за это его и любил, к тому же у него хватало финансов, чтобы воплощать сумасбродные идеи в жизнь. В третий день третьего лунного месяца в резиденции Чэн давали представление только с женскими ролями. Шан Сижуй в убыток себе отменил все представления, чтобы выступить на торжестве Чэн Фэнтая. В этот вечер он собирался исполнить несколько маленьких отрывков и потому взял с собой лучших актёров труппы и личного мастера игры на цине дедушку Ли. Чэн Фэнтай выделил специально для них отдельную комнату, в которой разместил несколько туалетных столиков с электрическим освещением, однако даже после этого ему казалось, что хозяин он нерадивый, и перед началом представления Чэн Фэнтай лично забежал в гримёрку, чтобы проверить, как обстоят дела:
– Шан-лаобань, братец Жуй, как вы здесь устроились? Вот в этой коробке лежат закуски, ешьте, пожалуйста. Слуга стоит в галерее, только кликните, он тут же подойдёт.
Шан Сижуй как раз наносил грим: взяв щепотку свинцовых белил, он растёр их в ладонях, отчего его руки стали белоснежными, словно иней, казалось, они пропускали свет. Другие актёры цзинцзюй[75], нанося грим, забывали о руках, и на сцене, когда они подносили веер к раскрашенному в красный и белый лицу, застывая в картинной позе, руки их, грубые и тёмные от загара, выбивались из образа. Премудрости гримировать руки Шан Сижуй научился в Шанхае от одной актрисы шаосинской оперы.
Шан Сижуй неторопливо надел на пальцы два ослепительных драгоценных перстня и, взглянув на Чэн Фэнтая в зеркало, со смехом проговорил:
– Хорошо. Мы доставили второму господину столько хлопот.
Пока Чэн Фэнтай на заднем дворе вёл светские беседы с актёрами, в саду уже собрались многочисленные гости, муж его старшей сестры – командующий Цао – и сама Чэн Мэйсинь тоже были на месте. Супруги прибыли с отрядом личной охраны, которая выстроилась вдоль стен во всеоружии, вдобавок к этому по два солдата стояли у каждой двери. Из-за этого гости не осмеливались шутить слишком громко, опасаясь, что из-за какой-нибудь неудачной шутки командующий Цао тут же их и пристрелит.
Командующий Цао был рослым и крупным северянином с длинным носом и по-орлиному острым взглядом, с усиками и стриженной под ёжик головой. Он сидел в самом центре, облачённый в военную форму, положив нога на ногу, командующий попивал чай с орехами. Красота его отличалась от красоты Чэн Фэнтая – он обладал грубой, даже жестокой, своего рода первобытной мужской привлекательностью. Однако толку от его внешности было немного, ведь никто, за исключением его подчиненных и Чэн Мэйсинь, не осмеливался смотреть ему прямо в глаза.
Чэн Мэйсинь неторопливо чистила для командующего Цао орехи, а перед её взглядом открывался роскошный двор, полный челяди, она не могла сдержать радости при виде этой праздничной картины. Ей доставляло удовольствие, что все гости видели,
