Тиль Гаримму - Андрей Евгеньевич Корбут
Один из арабов бросился на мост, потрясая мечом.
Тарг шагнул вперед, заслонив собой царского лекаря. Эта первая схватка длилась считанные секунды: нападающий попытался нанести колющий удар в живот, но киммериец оказался проворнее: почти без замаха он отсек противнику руку по локоть, а затем уклонился от летящего на него по инерции араба вправо, чтобы столкнуть того в пропасть.
Путники, видя, как их товарищ исчезает в бурлящем горном потоке, на мгновение остолбенели. Потом стали медленно отступать и расходиться в стороны, выбирая более выгодную для себя позицию. Похоже, они быстро поняли, что на свою беду повстречали сильного соперника, и поэтому решили выманить киммерийца на себя — стали выкрикивать на своем языке обидные слова, скалиться и улюлюкать. Пока Тарг находился на мосту, шансов на победу у них было немного. А он вдруг поддался, пошел на врага, заведомо теряя свое главное преимущество. Ашшуррисау же двинулся следом, держа за уздечки обоих коней.
Перейдя мост, киммериец немедленно вступил в бой с одним из врагов, несколькими стремительными выпадами заставил его отступить и при этом словно нарочно открыл тыл. Второй араб незамедлительно воспользовался этим. Но стоило ему занести меч для удара, как Тарг внезапно прокрутился на месте точно юла, — острие клинка коснулось горла врага, — и киммериец снова встал лицом к лицу с первым соперником, вынуждая его попятиться к обрыву.
За раненым арабом странно было наблюдать со стороны. Он выронил оружие и схватился руками за рану, пытаясь остановить хлынувшую из сонной артерии кровь, на мгновение замер, сделал два неуверенных шага назад, а затем медленно опустился на землю.
Добил его Ашшуррисау. После чего, наблюдая за окончанием схватки, принялся бережно вытирать свой меч.
Тарг как будто играл с последним оставшимся в живых противником: нанес ему несколько легких ран, дважды выбил из рук меч и дважды позволил его поднять. Наконец араб обессилел, упал на колени и стал просить пощады.
— Зачем надо было вставать на моем пути? — миролюбиво произнес киммериец.
Он посмотрел врагу в глаза, увидел в них и ужас смерти, и удивление, и мольбу, и все равно вонзил акинак в живот по самую рукоятку.
Но почти одновременно с этим Ашшуррисау ударил Тарга со спины, под правую лопатку, изо всей силы, так, что острие меча вышло за ключицей.
Торговец вернулся домой после захода солнца; с двумя лошадьми и раненым киммерийцем, который все это время оставался без сознания. Жена, встречавшая мужа после нескольких дней отсутствия, сгребла его в охапку и нежно поцеловала в лоб.
— Нет, нет, давай-ка лучше занесем в дом твоего соплеменника, — отмахнулся от нее Ашшуррисау.
— Он умрет? — спросила Айра.
— Не знаю. Парень крепкий. Я подлатал его, но он потерял много крови. Тебе надо собрать пожитки. Мы уезжаем.
— Когда?
— В полночь. Бери только самое необходимое. Я пришлю к тебе моего помощника из лавки. Его зовут Трасий. Он поможет, будет охранять тебя, дочь и добро в дороге. Меня не ждите. Езжайте на север, к Верхнему морю. До Трапезунда. Это колония эллинов, там вы будете в безопасности.
— А что делать с раненым?
— Возьмете его с собой. Скажешь, что я спас ему жизнь после того, как умирающий араб ударил его в спину.
Ашшуррисау торопился, слишком многое надо было успеть: поднять с постели Трасия, составить донесение для Касия и проститься с Манасом. Ассириец надеялся, что сможет убедить хозяина постоялого двора служить Син-аххе-рибу.
16
Весна 685 г. до н. э.
Тиль-Гаримму
Арад-бел-ит проснулся с первыми лучами солнца от осознания смутной тревоги, прислушался к шорохам: кто-то крался к его постели.
Рука потянулась за кинжалом, спрятанным под подушкой.
Знакомый приглушенный голос поспешил успокоить:
— Мой господин.
— Когда-нибудь я посажу тебя на кол, мерзавец, — усмехнулся царевич, вернув кинжал на место.
Это был Ашшуррисау, его разведчик.
Когда Арад-бел-ит отправлял этого смельчака в стан киммерийцев, тот нисколько не смутился, узнав, что на этот раз станет купцом, заметив: «Уж куда легче, чем притворяться дезертиром, погонщиком или, хуже того, жрецом».
— Как ты миновал стражу?
— Мой господин, я был бы плохим лазутчиком, если бы попался твоим людям. Будет лучше, если здесь меня никто не увидит. К нам нередко наведываются сирийские купцы, а их тут немало.
— С чем ты пришел? Почему сам? Почему не отправил гонца?
— Отправил. По эстафете, как обычно. Но чтобы убедиться, что донесение дойдет до тебя, сам также сел на коня. Если он не приехал, значит, его перехватили киммерийские разведчики. Они наводнили всю степь к северу от Тавра.
— Слушаю тебя.
— Киммерийцы в четырех днях пути от города.
— Они представляют серьезную угрозу? Сколько их?
— Два отряда. От верховий реки Галис сюда направляется царь Теушпа с пятью тысячами конных воинов. С запада через горное плато в Каппадокии движется его сын Лигдамида, это еще три тысячи всадников. К Тиль-Гаримму они подойдут вместе.
— Значит, надо опередить их, разбить по частям, пока они не так сильны.
— Не знаю, осталось ли у тебя время, мой господин. Но я спешил как мог.
Задумавшись, Арад-бел-ит вышел на террасу, посмотрел в сторону гор, откуда шли киммерийцы. Доложи он сейчас обо всем отцу, тот, скорее всего, переменит свое решение и вернет командование над войском себе. Ведь одно дело — дать ему, Арад-бел-иту, армию и сказать: готовься к походу, и совсем другое — пытаться действовать на опережение, да еще против такого сильного и опасного врага.
Если же промолчать, позволить сегодня отцу уехать, будет потеряно драгоценное время: Теушпа и Лигдамида объединятся, и чем закончится сражение — одним богам известно. Но главное — с отцом уйдет царский полк. А это почти треть всех сил.
С чем он остается? Десять тысяч лучников и пращников с аконтистами, пять тысяч тяжелых пехотинцев, двухтысячная конница и сто двадцать колесниц. Против лавины конных лучников в восемь тысяч голов... Чаша весов может качнуться в любую сторону.
А если попросить у отца подкрепление? Сказать не всю правду, а лишь часть ее? Тогда у него будут резерв и возможность для маневра… У него все получится. Не об этом надо сейчас думать, о будущем.
— Ашшуррисау, — окликнул он лазутчика.
Тот с опаской выглянул на открытое пространство.
—
