Её скрытый гений - Мари Бенедикт
— Конечно, — отвечает Витторио, стараясь идти поближе, чтобы слышать каждое мое слово. — Дивный новый мир для вас.
— Верно, но наука остается наукой, к какому миру ее ни примени. Я усовершенствовала технику высокой влажности, которую освоила в labo, применила ее к этому новому материалу, и сделала поразительное открытие.
— Что? — глаза Витторио широко распахиваются.
Мне не терпелось рассказать кому-нибудь о своем потрясающем открытии, но я попросила Рэя держать все в секрете, пока не будет абсолютной уверенности. Однако я знаю, что Витторио можно доверять.
— Я выяснила, что на самом деле существует две формы ДНК.
— Не может быть!
— Да!
— Это революционно!
— Знаю. Но это еще не все.
— Не все? Будто мало одного открытия, которое перевернет научный мир?
Слова вылетают сами, я так счастлива поделиться:
— Полученные мною изображения настолько четкие и детальные, что я буквально могу видеть структуру. Даже не приступая к математическому анализу.
— Что вы видите?
— Она кристаллическая…
От восторга Витторио не может удержаться и перебивает меня:
— Ваша тема!
— Да, — улыбаюсь я. — Думаю, это спираль.
— Боже мой, — он вздрагивает от изумления. — Вы уже поделились этим с кем-то? В своей лаборатории или где-то еще?
Я качаю головой:
— Только со своим помощником. Как только завершу работу над снимками, я проведу все подтверждающие расчеты. И пока я этого не сделаю, я не хочу делиться своими догадками ни с кем.
— Могу понять, почему вы хотите держать свое открытие в секрете от научного сообщества, пока не будете абсолютно уверены — посмотрите, как пресса взялась за Лайнуса Полинга из-за его заявления о спиральной природе белков. А он даже не подтвердил свои выводы рентгеновскими снимками, как язвительно заметил профессор Бернал из Биркбека на конференции. Представьте, что они сказали бы о вашей работе! Это было бы на первых полосах новостей, ведь у вас есть доказательства — изображения, это не просто догадки.
Витторио замолкает, нахмурив густые брови. Мы вместе слушали лекцию Полинга на этой конференции. Презентация химика из Калифорнийского технологического института была насыщенной, в ней было много интересных для моей работы данных.
— Но почему вы не поделитесь этим со своими коллегами? Мы всегда обсуждали ранние находки в labo…
— Королевский колледж — это не labo, — бросаю я. Понимая, что прозвучало очень резко, добавляю: — Простите, Витторио. Не хотела срывать свое раздражение на вас.
Он останавливается:
— Что происходит, Розалинд? Расскажите мне.
Кроме Энн, с которой я обсудила эту тему в самых общих чертах и которая очень за меня разволновалась, хотя и не поняла всей глубины научного предательства, я еще ни с кем не говорила об этом подробно. Я стараюсь сдержаться, но в глазах стоят слезы.
— Глава моего отдела, профессор Рэндалл, вполне неплох, — начинаю я с глубоким вздохом. — Он даже нанял на работу несколько женщин-ученых. Но я не могу найти общий язык с заместителем директора, Морисом Уилкинсом. Он именно такой старомодный, как ожидаешь от типичного английского ученого — устраивает обеды с коллегами в мужской столовой, чтобы я не могла принять в них участия, и так далее. Хуже всего, что он вмешивается в мою работу, в рентгеновский анализ ДНК, хотя Рэндалл обещал, что это будет мой проект. Я переживаю не столько из-за научного признания…
— В отличие от многих, вас это никогда не беспокоило, — перебивает Витторио.
Я согласно киваю и продолжаю:
— Сколько из-за того, в какую мешанину он может превратить мою работу, если прикоснется к ней. Он не использовал даже базовые методы анализа, когда образцы ДНК были у него.
— Боже мой, мне так жаль, Розалинд, — Витторио крепко пожимает мне руку. Вероятно, эмоциональному Витторио хочется стиснуть меня в объятиях, но, зная меня, он сдерживается.
— И это еще не все, — я ненадолго умолкаю. — Подруга рассказала мне, что между Рэндаллом и Уилкинсом случилась перепалка из-за того, кто же ведет исследование ДНК. Я ожидала, что Рэндалл обозначит границы и ясно даст Уилкинсу понять, что это мой проект, таково его решение. Думаю, после этого Уилкинс перестал бы вмешиваться в нашу работу — он постоянно выведывает у моего ассистента, Рэя Гослинга, как мы продвигаемся, и, клянусь, он пробирается в мой кабинет, когда меня там нет. Но Рэндалл замялся и, по-видимому, сменил тему, когда Уилкинс затеял скандал.
— Не удивительно, что этот Уилкинс хочет влезть в вашу область. Такие открытия — большое событие в науке и…
Я перебиваю, у меня есть важное дополнение:
— Дело в том, что ему не удалось добиться серьезного прогресса, пока он был ответственным за анализ ДНК, он уперся в стену…
Теперь Витторио перебивает меня:
— Вот именно! Ему обидно, что женщина добилась успеха там, где он потерпел неудачу, и скорее всего, он будет либо по-прежнему вторгаться на вашу территорию, либо попытается приписать себе ваши достижения. Будьте осторожны.
Поразительно мрачное предупреждение из уст неисправимого оптимиста Витторио. Я готова прислушаться, но не понимаю, как мне действовать.
— Вряд ли я могу поделиться с Рэндаллом своими опасениями. Он не стал меня защищать, когда Уилкинс открыто нападал на меня, и прямо заявил, что терпеть не может жалобщиков.
— Вам остается только одно, дорогая Розалинд. Защищайте свою науку любой ценой.
Глава двадцать первая
24 июля 1951 года
Лондон, Англия
Не самая впечатляющая конференция, думаю я. Предполагается, что во время летнего сезона симпозиумов мы отдохнем от наших лабораторий и неформально пообщаемся с единомышленниками, а заодно побываем в новых местах. Хотя лаборатория Кавендиша в Кембридже, основанная, среди прочих, уважаемым профессором Джеймсом Максвеллом, как центр экспериментальной физики, а теперь и биологии, действительно впечатляет своими шпилями и старинным зданием на улице Фри-Скул-Лейн, это все-таки не Швеция. Оглядывая переполненный, душный лекционный зал, я узнаю нескольких ученых, киваю им, но держусь особняком в ожидании первой лекции. Учитывая свободную повестку и неформальный характер этой «конференции», докладчики официально не объявлялись, но я с интересом жду, что исследования лаборатории Кавендиша по структуре белков могут привнести в мою работу. И неважно, что место проведения выглядит мрачновато.
Лысеющий мужчина с длинным подбородком и очками в темной оправе встает и прочищает горло.
— Доброе утро, и спасибо всем за долгий и трудный путь в Кембридж, чтобы присоединиться ко мне и сооснователю Лаборатории Кавендиша по изучению молекулярной структуры биологических систем, Джону Кендрю, чтобы услышать о нашей работе по структуре белка, — говорит мужчина, и аудитория — в основном англичане — смеется над его шуткой насчет долгого путешествия.
Он говорит с сильным немецким акцентом, и я догадываюсь, что это, должно
