Зимняя бегония. Том 1 - Шуй Жу Тянь-Эр
Шан Сижуй ответил:
– Либретто написал Ду Седьмой. Мы с Цзюланом лишь добавили жестикуляцию и придумали мелодию.
– Какая досада, что тогда я был в Нанкине и всё пропустил. Говорят, что потом вы отправились в Тяньцзинь и дали представление перед императором, как и было заведено в прежние времена. – Министр Цзинь тяжело вздохнул: – А ещё говорят, когда вы пели строчку «Лета́ какой ещё страны столь до́лги», император прослезился.
И до сих пор тот приказ императора дать перед ним представление оставался самым большим почётом для Шан Сижуя. После падения Цинской династии прошло не так много времени, и императорский род ещё существовал. Актёры пели голосами императоров и князей, генералов и сановников, они играли талантливых юношей и образованных женщин, зарабатывали на пропитание тем, что завещали им предки, и под этим влиянием незаметно преисполнились почитанием и искренним уважением к прежней правящей династии. И потому, пожалуй, это выступление так и останется величайшим в жизни Шан Сижуя. После представления император Сюаньтун не только высказал Шан Сижую лично хвалебные слова, но и вручил ему позолоченный веер, расписанный пионами и цветами красной сливы, а поверх веера сам написал стихотворение и поставил свою именную печать.
Однако сейчас Шан Сижуй долго пытался вспомнить обстоятельства того выступления и наконец сказал:
– Я и не знаю, плакал император или нет, когда я выступаю на сцене, никогда не смотрю на зрителей.
Для Шан Сижуя, когда он на сцене, и император Сюаньтун всего лишь один из зрителей. Чэн Фэнтай изумился про себя: ну и замашки у этого актёришки, что он вообще о себе думает!
– Сейчас вы ещё даёте «Принцессу Хуа»?
Шан Сижуй ответил с улыбкой:
– После ухода Цзюлана эту пьесу перестали исполнять.
– Это отчего же?
– Другим актёрам не под силу сыграть мужа принцессы с тем же чувством, как это делал Нин Цзюлан.
Министр Цзинь надолго призадумался, прежде чем решился спросить:
– Вы с Цзюланом поддерживаете связь?
Фань Лянь принялся усердно подмигивать Чэн Фэнтаю, давая знак, чтобы тот прислушался к разговору о личных делах, но нужды в его напоминании не было, Чэн Фэнтай и так сидел весь обратившись в слух.
– Благодаря вашим молитвам с Цзюланом всё хорошо. Только голоса напрочь лишился, сейчас и детские пьесы ему не спеть, каждый день он играет в домино пайцзю[67] с князем Ци.
Министр Цзинь с удовлетворённой улыбкой произнёс:
– Это очень хорошо. Он пел всю свою жизнь, должен и отдохнуть немного. – Только он это сказал, как сопровождающий из его свиты подошёл к нему со словами, что министра просят подойти к телефону и принять важный звонок из Нанкина. Министр Цзинь с извинениями, что ему приходится их покинуть, похромал прочь. Только он ушёл, как на лице Шан Сижуя тут же возникла живая улыбка, а Чэн Фэнтай схватил его за руку и усадил на стул министра Цзиня, Шан Сижуй, вскрикнув от неожиданности, засмеялся, а Фань Лянь по правую руку от него уже приготовил ему чарку вина.
Фань Лянь, с трудом переводя дыхание от возмущения, тихо рассмеялся:
– Братец Жуй, хорошо же у тебя язык подвешен! А я-то считал тебя порядочным человеком! Посмотри-ка, что ты тут наговорил! Из-за тебя хромой старик осыпал нас упрёками!
С этими словами он поднёс чарку к губам Шан Сижуя, вынуждая того запрокинуть голову и осушить её. Шан Сижуй, не подумав, кое-как выпил чарку, полную несправедливых обвинений, и сделал это так быстро, что закашлялся. Чэн Фэнтай двумя пальцами взял с фруктовой тарелки медовую розу и поднёс её ко рту Шан Сижуя, тот откусил кусочек, и, стоило медовой розе оказаться у него во рту, как кашель мало-помалу прекратился.
– Шан-лаобань, вкусно?
– Угу, вкусно.
– А хотите ещё?
Шан Сижуй, который любил сладкое совсем как дитя, кивнул, глядя прямо на него:
– Хочу!
По правде говоря, тарелка с фруктами стояла совсем рядом на чайном столике, протяни руку – и вот они, сладости, разрешения Чэн Фэнтая вовсе не требовалось. Однако Шан Сижуй был ужасно застенчивым на публике, он боялся лишний раз шевельнуться, вот и попался на крючок.
Чэн Фэнтай сказал:
– Расскажешь нам кое-что о министре Цзине, и вся эта тарелка будет твоей, сможешь насладиться ею сполна.
– Рассказать о чём?
– Сам погляди, министр Цзинь только и говорит, что о Нин Цзюлане. Расскажи-ка нам, что произошло между ними в прошлом?
Услышав это, Шан Сижуй немного помолчал, а потом ответил:
– Я не знаю.
– Как это, ты – и не знаешь? Разве вы с Нин Цзюланом не близкие друзья?
– Об этом деле я ничего не знаю.
Про себя же Шан Сижуй подумал, что министр Цзинь, будучи чиновником при прошлой династии, знал много тайн императорского двора, и эта тема для Нин Цзюлана запретна, даже знай я что-то, ни за что бы вам двоим не рассказал!
– Министр Цзинь скоро вернётся, мне пора на сцену!
Чэн Фэнтай всё держал Шан Сижуя за рукав, не отпуская, тут министр Цзинь и впрямь заковылял, возвращаясь. Шан Сижуй заволновался, вдруг поднялся, но оттого, что этот театральный костюм был сшит не так добротно, как его собственные наряды, кайма на рукаве не выдержала, и часть костюма осталась в руках Чэн Фэнтая.
– Второй господин! Посмотрите, что вы натворили! Это ведь чужой костюм!
Чэн Фэнтай не успел ничего сказать, как актёр выхватил из его рук оторванную часть рукава и, ужасно раздосадованный, убежал. Фань Лянь хлопнул по подлокотнику и расхохотался.
От его зубоскальства Чэн Фэнтаю стало тоскливо на душе.
Прихрамывающий министр Цзинь наконец подошёл к ним, сел на своё место и, видимо, очень устав, вздохнул:
– Чему это барчук Лянь снова так радуется? Считай, ты сегодня самый весёлый среди всех.
Фань Лянь тут же убрал с лица улыбку и, откашлявшись, с чинным видом продолжил смотреть представление.
Глава 10
В один миг наступил новый год, в уличных лавочках забурлила торговля, а театральные труппы снова начали давать представления. К концу года из крепости семьи Фань прислали бухгалтерскую
