Константин Сибирский - Черная тень над моим солнечным завтра
И перед глазами Мак Рэда проходят поддернутые дымкой времени видения детства, Он, десятилетний мальчик, слушающий проповедь пастора в церкви. Потом, вместе с пастором беседуя они шагают по чудесной зеленой лужайке в цветущем саду. «Это все создал Бог». Все создано Богом, — повторяет за пастором юноша.
— О, Господи! спаси и помилуй меня, заблудшего раба, который забыв Тебя, познал снова… Я возвращаюсь, как блудный сын, в лоно церкви. Я не хочу умереть грешником!
Коленопреклоненный Мак Рэд долго и горячо молится в углу своей одиночки. Ему чудится появившееся на стене прозрачное видение Распятого Христа в терновом венце.
* * *Канцелярия тюрьмы. По коридору проводят партии заключенных.
Начальник, в черной форме, достает из железного ящика папку с надписью:
«Дело
но исполнению приговоров
высшей меры наказания за 1938 год»
Он сортирует приговоры на две кучки. На каждом листе бумаги просвечивает лицо человека: моряка, священника, рабочего, крестьянина, командира армии, профессора, старика с белой бородой.
Взгляд читающего задерживается на приговоре с лицом Мак Рэда. В папке лежит бумага с римским профилем Де-Форреста.
— Почему не отправлена просьба о помиловании по этим приговорам? Их срок уже истек? — спрашивает начальник у секретаря.
— Они очевидно отказались от помилования.
Рука начальника набирает номер телефонного аппарата и берет трубку.
— Верховный суд, Приговоренные вами Мак Рэд и Де-Форрест отказались от просьбы о помиловании… Как поступить? Ввести в расход или…
Начальник прислушивается к хрипу в трубке и подтверждает приказ:
— Задержать до особого сообщения… Хорошо!
Папка листается дальше. Жизнь в тюрьме идет своим чередом. Толпы заключениях проходят в сводчатые каменные ворота. По коридорам разносят бочки с дымящимся, зловонным варевом и раздают жидкую еду. Чекисты получают списки людей, которых должны расстрелять ночью…
* * *На валике телеграфного аппарата движется лента:
«Осужденным Дугласу Мак Рэду и Джорджу Де-Форресту заменить высшую меру наказания — расстрел, заключением в исправительно-трудовых лагерях сроком на десять лет»…
В камеру входят два чекиста в кожаных куртках.
— Мак Рэд?
— Я! — отвечает потрясенный узник. — Вы уже пришли за мной?
— Прочтите здесь и распишитесь. Расстрел вам заменен десятью годами.
Мак Рэд расписывается и после ухода чекистов искренне молится.
— О, Господи! Благодарю Тебя за спасение! Вразуми, помилуй и научи, как я должен провести дни своей жизни, родившись вторично…
43. Практическое изучение коммунизма
Полярный холод. На скале растет одинокая уродливая сосна.
Сквозь ее ветви и крупные хлопья падающего снега виден однообразный и унылый сибирский пейзаж. Такие же чахлые сосны поросли на склонах сопок.
Сильные порывы ветра развевают полы одежды медленно бредущей партии заключенных. Построенные по четыре в ряд, в бесконечную колонну, они потеряли облик людей. Их изможденные, землистого цвета лица будто посыпаны пеплом.
Потерявшие свободу передвижения, личное «я», веру в будущее, эти человекоподобные существа, превращены в своеобразный организм — огромную гусеницу-сороконожку, открытую учением Маркса.
Мозговой и управляющий центр гусеницы — человек с трехлинейной винтовкой в руках и жестоким лицом сфинкса. В его одном, бесчеловечном лице, воплощение силы и мощи государства.
— Партия! Поворачивай вправо!!! — командует сфинкс. Чудовищная сороконожка беспрекословно сворачивает и ползет вправо.
В рядах заключенных видна голова Мак Рэда, ведущего под руку Де-Форреста, находящегося в состояние тяжелой психической травмы. Они проходят в концентрационный лагерь, огороженный высоким частоколом и напоминающий средневековый древлянский город со сторожевыми башнями по углам.
В длинном и темном бараке Мак Рэд разыскивает место на трехэтажных нарах, где вповалку лежат заключенные и бережно укладывает больного друга. Смертельная усталость клонит его ко сну.
* * *Ночь. Глухие удары в висящую рельсу плывут над лагерем. Это гонг на завтрак.
Мак Рэд и Де-Форрест, выбежав из барака и поеживаясь от холода, поражены представившейся картиной.
На фоне снега, колючей проволоки и тайги видны десятки огромных чугунных котлов, подвешенных на столбах. Возле них несколько поваров в черных халатах деревянными веслами размешивают варево.
Мак Рэд и Де-Форрест подпрыгивая бегут за заключенными Заняв место в конце очереди они становятся составной частью черной, обезличенной сороконожки. Лицо Де-Форреста искажено от ужаса.
— Дуг, Дуглас! — простуженным голосом говорит он, — мы великие грешники. Нам суждено попасть в преисподнюю! В ад!!!
— Ад!?! — шепчет Мак Рэд, — Успокойся, Джордж! Дело еще не так плохо. Может быть, через несколько лет, нам удастся попасть домой в Соединенные Штаты. Тогда остаток дней я провел бы в посте и молитве.
— Дуглас! Ты долгие годы был моим другом. Но не успокаивай меня больше. Ведь мы в этом аду будем мучиться всю вечность?
— Дорогой Джордж! Почему ты мне все твердишь, что нас расстреляли? Мы же ведь живы. Ты жив и я тоже жив!
— Живы! Неужели мы живы!?! — разочарованно, со слезами на глазах, произносит Де-Форрест.
Очередь подвигается все ближе. Языки пламени лижут закопченные котлы. Мелькают черные, фантастические силуэты.
Де-Форрест в ужасе закрывает лицо руками и пытается броситься вон, но Мак Рэд удерживает его и подставляет котелок. Повар, с лицом трубочиста, наливает ему похлебку.
Мак Рэд жадно пьет тепловатую жижу. Передав котел Де-Форресту он произносит:
— Здесь достигнут коммунизм на практике и осуществлена его главная заповедь, «каждому по потребности». Ха, ха, ха!!
Его саркастический смех несется по лагерю и отдается эхом в тайге.
* * *Огромный, с свирепым лицом детина, в овчинном вывернутом наружу тулупе, похожий на доисторического человека, всовывает в руки Мак Рэда и Де-Форреста по топору-колуну.
Партия заключенных с топорами железного века, черной гусеницей медленно ползет по снежным сугробам, навстречу лучам восходящего солнца, появляющимся из-за лесистой сопки.
* * *Два худых бородатых и оборванных человека, по пояс в снегу, пилят толстую сибирскую ель. В них с трудом возможно узнать Мак Рэда и Де-Форреста. К заключенным подходит бригадир в овчине.
— Для выполнения дневной нормы вы должны напилить восемнадцать кубометров древесины — объясняет он.
Мак Рэд не совсем понимает русскую речь. Человек в овчине зовет на помощь заключенного с лицом профессора, который переводит слова бригадира.
— Мы не можем выполнить этого, — отвечает Мак Рэд.
— Кто не работает, тот не ест. Это главная заповедь в советском исправительно-трудовом лагере! — переводит профессор.
— «Кто не работает, тот не ест» — это главный принцип коммунизма на практике? — спрашивает Мак Рэд.
— Вот именно — объясняет переводчик — Кто не ест, тот лишается возможности существовать. Здесь очень суровая борьба за существование. Образно говоря, мы отброшены в ледниковый период, во времена первобытного коммунизма.
— Первобытный коммунизм! А ведь какое точное определение в двух словах. Здесь полностью ликвидирован капитализм во всех его видах: прибавочная стоимость деньги… и уничтожен индивидум…
— Вот именно. И если Дарвин своей безбожной теорией происхождения видов пытается доказать, что человек произошел от обезьяны, то четвертый апостол коммунизма опрокидывает эту теорию. Цель учения последователей Маркса поставить вспять эволюцию Дарвина, и превратить человека в состояние бессловесной, дрессированной обезьяны, умеющей исполнять лишь определенные механические функции!
— Потрясающая своей простотой правда. Кто вы? — удивленно спрашивает Мак Рэд.
— Заключенный, номер 4137… статья 58! Срок — десять лет.
— А в прошлом?
— Профессор — социолог…
— Вы сделали потрясающее открытие. Мне страстно хочется жить для того, чтобы выбравшись когда-либо из этого удивительного университета рассказать моим бывшим друзьям — американским коммунистам. — говорит Мак Рэд.
— Эй, давай, давай! Работать! — кричит рябой охранник, нацеливаясь винтовкой с ощетиненным штыком.
— Желаю удачной работы, чтобы вечером удалось получить хлеб, — произносит бывший профессор под монотонный шум ручных пил.
44. Конец социального эксперимента
Два человека несут грубо сколоченный гроб. Траурная процессия останавливается на склоне заснеженной лесистой сопки.