Её скрытый гений - Мари Бенедикт
Ныряю со Стрэнд под арку и иду через квадратный двор Королевского колледжа к своей новой лаборатории. Здание радует взгляд: белый портлендский и йоркширский камень в сочетании со шотландским гранитом темно-серого цвета. Интересно, как бы они смотрелись под моим оборудованием для кристаллографии? Если добраться до их кристаллической структуры, будут ли они так же красивы, как сейчас в бледном свете этого зимнего утра?
Обойдя двор, нахожу дверь временного отдела биофизических исследований. Когда я приходила на собеседование, то пришлось поплутать — отдел занимает несколько разрозненных комнат, — но потом я узнала, что департамент раньше находился в цокольном этаже и был полностью разрушен той же бомбой, воронка от которой зияет на набережной. Люди не пострадали лишь потому, что ученые к тому времени уже покинули помещение, оставив его добровольной пожарной службе.
Я открываю дверь. Хотя это и не Оксфорд или Кембридж — туда меня, по правде говоря, не звали, — у Королевского колледжа достойная научная репутация. И он единственный, где создана первая междисциплинарная лаборатория биофизики в Англии — серьезный шаг, признающий важность взаимодействия между учеными разных специальностей. Войдя в приемную, я стараюсь на обращать внимания на священников, с которыми сталкиваюсь по дороге и забыть, чем еще славится колледж — ярым англиканством, которое здесь возвели в культ в ответ на решение его более терпимого конкурента, Университетского колледжа Лондона, где учился мой прадед, принимать и католиков, и евреев. Именно из-за этого папа побледнел, когда я рассказала ему о своей новой должности, хотя и обрадовался моему возвращению в Лондон. У меня есть свои причины опасаться англиканского влияния в Королевском колледже: чрезмерная маскулинность этого учебного заведения.
Прежде чем я успеваю представиться секретарше в приемной, в комнату входит руководитель подразделения, профессор Джон Тертон Рэндалл. Он безукоризненно одет: накрахмаленная белая рубашка, отглаженный костюм, галстук-бабочка и милый белый цветок в петлице. Этот невысокий, обходительный, угловатый мужчина — сплошные выступающие локти и острые скулы — смотрит на меня сквозь свои круглые очки и весело восклицает:
— Мисс Франклин!
— Профессор Рэндалл, — отзываюсь я. — Рада снова вас видеть.
Мы пожимаем друг другу руки, и я надеюсь, что мои слова звучат более оптимистично, чем я себя чувствую.
— Ждали вас с нетерпением, — отвечает он, в его речи все еще слышен намек на северный акцент, что довольно неожиданно, учитывая, сколько лет он проработал в разных университетах по всей Англии и в Шотландии. Он улыбается и решительно направляется к выходу.
— Пойдемте, взглянете на свою новую берлогу! Мы подготовили ее и все оборудование, которое вы заказали!
Рэндалл именно такой, как о нем говорят, — активный, блестящий и харизматичный. Все эти качества помогают ему выбивать финансирование для его нового детища.
Я следую за ним, немного благоговея перед этим энергичным героем. Вместе с коллегой-ученым Гарри Бутом они создали многорезонаторный магнетрон во время войны. Этот прибор принес огромную пользу стране, помогая военным находить немецкие подводные лодки и бомбы ночью с помощью электромагнитных лучей. Однако, на мой взгляд, его самым героическим поступком является то, что он взял в штат своей лаборатории женщин — и это в Англии, где все решают джентльменские клубы, и это в Королевском колледже, насквозь мужском. В отделе тридцать один специалист по биофизике и восемь из них — женщины: выдающийся шаг для мужчины-физика и одна из причин, по которой я решила работать на него.
Мы идем по лабиринту коридоров и офисов и, наконец, добираемся до лаборатории. Профессор Рэндалл обводит жестом помещение — довольно просторное, но кажущееся тесным из-за низкого потолка.
— Все это ваше. И обратите внимание, что все инструменты, которые вы запрашивали, уже на месте, за исключением вашего специально сконструированного аппарата с вакуумной помпой. — Он замолкает, затем добавляет: — Гениальный ход. Поместить образец в камеру, из которой откачивается воздух, чтобы контролировать температуру.
— И влажность. Иногда это важнее, чем температура.
— Отличная идея. Вы знаете свое дело, — удовлетворенно кивает он.
— Видимо, поэтому вы и наняли меня, — выпаливаю я без обычной своей паузы, и он с недоумением смотрит на меня. В парижской labo коллеги-исследователи посмеялись бы над этой прямолинейной фразой, догадавшись, что я так шучу — по-доброму, но слегка неуклюже. Однако для этого места такие шутки «чересчур», и мне придется быть осторожнее и аккуратнее среди сдержанных англичан. Кажется, я стала ученым «парижской мерки», пытающимся вписаться обратно в «английское» пространство, и остается только надеется, что ради этого не придется слишком уж ужиматься.
К счастью, профессор Рэндалл настолько занят мыслями о работе, что не обращает внимания на мой комментарий. Он обходит комнату, указывая на оборудование, приобретенное для меня. Его движения по-птичьи порывисты и резки, кажется, что он стремится быстрее перейти к следующему пункту программы.
— Идемте, идемте. Не подумайте, будто это какая-то засада, но я пригласил кое-кого поприветствовать вас. На счастье, почти все оказались на месте и свободны, так что устроим чаепитие в вашу честь, чтобы немного поговорить об отделе и вашей миссии.
Я снова следую за ним по коридору, и мы оказываемся в довольно просторном кабинете, где трое человек сидят полукругом вокруг широкого стола красного дерева. Судя по дипломам, сертификатам и наградам в рамках на стене, это офис Рэндалла. Одно место — ближайшее к двери — пустует, и профессор Рэндалл жестом предлагает мне его занять. Как тщательно организована эта встреча — ничего общего с непринужденностью и теплотой labo. Ради чего я пожертвовала таким редким чувством товарищества?
Стоит мне устроится на стуле, как новый начальник начинает нас знакомить.
— Мисс Франклин, — говорит он, — Добро пожаловать в исследовательское подразделение биофизики, первое в своем роде, и, как вы знаете, именно за этим междисциплинарным подходом будущее науки. По крайней мере, я так думаю, и мне удалось убедить Совет по медицинским исследованиям, чтобы они профинансировали нас.
По тому, с какой готовностью все смеются над этой маленькой шуткой с оттенком самолюбования, я догадываюсь, что они слышат ее не первый раз и что проблемы с финансированием будут висеть надо мною во время работы здесь.
— Каждому из присутствующих здесь ученых поручено собственное задание, которое, я верю, приведет к важнейшим открытиям. И ваша миссия — самая важная из всех. — Он хлопает в ладоши, и звук получается таким громким и резким, что я подпрыгиваю. — Позвольте представить вам талантливых людей, которые будут помогать вам во время работы в рамках стипендии Тернера и Ньюэлла.
Он указывает на круглолицего парня, сидящего рядом со мной, блондина с настолько светлыми бровями, что они почти
