Горничная Карнеги - Мари Бенедикт
Поначалу я старалась во всем угодить миссис Карнеги исключительно для того, чтобы упрочить свое положение, но со временем поняла: мне искренне хотелось доставить хозяйке удовольствие. Видимо, это желание родилось из присущего мне от рождения стремления к невозможному — характерного свойства síofra. Мне далеко не всегда удавалось удовлетворить придирчивую миссис Карнеги. И меня постоянно тревожила мысль о том, что мой обман мог раскрыться в любую минуту. Но я старалась.
Миссис Карнеги рассматривала себя в зеркале. Я наблюдала за ней и ждала.
— Я выгляжу безукоризненно, Клара, — сказала она, не отрывая взгляда от зеркала. Услышав столь редкую в ее устах похвалу, я с трудом сдержала довольную улыбку. Миссис Карнеги категорически не приветствовала никаких проявлений эмоций, сопредельных с самолюбием.
— Я могу идти, мэм?
— Да, Клара. Но, пожалуйста, постарайся вернуться вовремя. После ужина ты мне будешь нужна.
— Да, мэм.
Сделав почтительный реверанс, я вышла из хозяйской спальни и поднялась по черной лестнице к себе в комнату, радуясь, что по пути не встретила старшего мистера Карнеги. После нашего странного разговора в библиотеке я видела его несколько раз, поскольку он пребывал в постоянных разъездах. К счастью, это означало, что мое общение с ним было сведено к минимуму и состояло (с моей стороны) исключительно из реверансов в те минуты, когда я провожала хозяйку в столовую на ужин или в гостиную для деловых разговоров с ее сыновьями. В присутствии старшего мистера Карнеги я чувствовала себя неловко и хотела бы видеться с ним как можно реже.
Оглядев свою крошечную каморку с ее скудным убранством — узкой металлической кроватью, комодом на три ящика, умывальником с кувшином и тазом, — я почувствовала искушение забраться под одеяло и проспать до вечера. С моего отъезда из дома прошло почти сто пятьдесят дней, и за все это время мне ни разу не представился случай как следует выспаться — без шума переполненной общей каюты и без довлеющих надо мной обязанностей прислуги. Но письмо Элизы напомнило мне о том, что я все-таки должна повидаться с маминой дальней родней — той самой, которая, собственно, и заманила меня в Питсбург; и я уже договорилась нанести им сегодня визит.
Зевая от соблазнительной мысли о сне, я надела серое твидовое пальто поверх форменного черного платья. Конечно, было бы неплохо переодеться для похода в гости, но из нарядов у меня имелось лишь платье, отданное миссис Сили, и оно практически не отличалось от формы служанки. К тому же после возвращения мне еще предстояло помочь миссис Карнеги подготовиться ко сну, и если я переоденусь сейчас, то придется переодеваться снова. К чему лишние хлопоты? Черное платье служанки вполне подходило и для выхода в люди.
Спускаясь по черной лестнице в кухню, я задумалась о предстоящем визите и сошла с нижней ступеньки с неожиданно громким стуком. Мэри и Хильда, наши посудомойки, оглянулись на звук, увидели, что это я, и, даже не улыбнувшись, сразу вернулись к своему занятию: они резали овощи для рагу на обед. Дистанция между горничной госпожи и остальным штатом прислуги походила на пропасть, которую мне еще предстояло преодолеть, хотя, честно говоря, у меня не было времени этим заняться. Лишь мистер Форд встретил меня дружелюбной улыбкой. Он, как и я, существовал в некоем собственном пространстве, отдельном от двух миров, в которых заправляли мистер Холируд и миссис Стюарт. Я не знала, что являлось причиной: то ли цвет его кожи, то ли положение в доме, — но я была очень признательна ему за маленькие проявления доброты в обстановке, в которой либо не замечали меня, либо (как та же Хильда) питали ко мне явную неприязнь.
— Как я понимаю, у вас выходной, мисс Келли, — сказал он.
— Да, мистер Форд, — ответила я, улыбнувшись. Мне хотелось плясать и кружиться на месте.
— Значит, приятного отдыха. Но возвращайтесь скорее. Не надо, чтобы хозяйка без вас заскучала.
Я вышла на улицу, впервые не обремененная обществом миссис Карнеги или списком поручений, и направилась по Рейнольдс-стрит к остановке конного трамвая, которому предстояло доставить меня в Аллегейни — городок, примыкающий к Питсбургу с западной стороны. Мороз щипал пальцы и щеки — теплые перчатки и шарф я пока не могла себе позволить, — но меня это нисколько не беспокоило. Я ощущала невероятную свободу и легкость.
По пути я с изумлением разглядывала дома, соседствующие с домом Карнеги. Мне уже доводилось бывать в некоторых из них, сопровождая хозяйку на ее утренних и послеобеденных визитах, однако сейчас, когда я шла одна, эти особняки казались еще более величественными и неприступными. Я с трудом верила, что теперь вхожа в такие дома. И не переставала удивляться тому, что моя уловка с подменой Кларой Келли сработала и продолжает работать.
Стоило подумать о той девушке, и мысли сами собой обратились к ее Томасу. Где он сейчас? Что с ним стало? После первого и единственного письма из Дублина он больше не проявлялся, но я часто представляла себе, как он ждет ответа от девушки, которую любит. Ждет с таким же нетерпеливым волнением, с каким я ждала писем из дома. Только Томас не дождется ответного письма. Он всегда будет думать, что Клара отвергла его любовь. Он никогда не узнает, что она умерла по дороге в Америку. Он не сможет оплакать свою потерю.
От этих мыслей я вновь испытала укол вины за свое невероятное везение — и за свою ложь. В качестве горничной в зажиточном доме я зарабатывала много больше, чем заработала бы на фабрике или в должности домашней прислуги низшего ранга вроде нашей посудомойки Хильды. И все же, прилагая массу усилий, чтобы заслужить расположение миссис Карнеги, я попросту не успевала обстоятельно поразмышлять об источнике своей удачи. Иногда я почти забывала, что получила такое хорошее место ценой гибели другой Клары.
От тяжелых мыслей мое замечательное настроение улетучилось. К остановке подъехала конка, и я шагнула с платформы в вагон. В такой час он был почти пустым, и мне одной досталась целая скамья. Как только мы с грохотом тронулись с места, я повернулась к окну и стала смотреть