Горничная Карнеги - Мари Бенедикт
Я аккуратно вскрыла конверт кончиком швейных ножниц. Письмо от сестры было длинным, написанным мелким убористым почерком, который свидетельствовал о нехватке бумаги и почти непосильной дороговизне почтовых расходов. Я представила, как каштановые волосы моей любимой сестренки падали на плечо, когда она склонялась над бумагой. Элиза экономила место, и строчки лепились вплотную друг к другу почти без пробелов, хотя почерк оставался красивым и четким. Поначалу читать было трудно, но я быстро приноровилась.
Дорогая Клара!
От тебя почти два месяца не было писем, и мы уже начали опасаться худшего. Мы не сомневались, что ты известишь нас о благополучном прибытии в Америку сразу, как только сойдешь с корабля. Ежедневно справлялись о письмах в приходской церкви, и ты, конечно, можешь представить, как сильно переживали, не получая вестей. Мы не знали, что думать. Вдруг с тобой что-то случилось? Или, может быть, в новой земле изобилия ты совсем позабыла о нас? Мы уже собирались писать маминым родственникам в Питсбурге, чтобы узнать, не связывалась ли ты с ними. Но наконец получили твое письмо. Теперь уже ясно, что наше почтовое общение будет нелегким, ведь скорость доставки зависит от непредсказуемых капризов погоды на море и от многого другого. Зато можно не волноваться, если долго нет писем. Мы запасемся терпением и будем ждать от тебя известий, веря в то, что они непременно придут. Мы знаем, что ты никогда не забудешь свою семью.
Я по тебе очень скучаю, сестренка. В доме стало уныло и пусто без твоих тонких острот, звонкого смеха и возвышенных размышлений. Так-то у нас все по-прежнему. Мама целыми днями хлопочет по дому, шьет и чинит одежду, готовит еду, сушит травы. Папа занимается фермой и огородом, следит, чтобы ни один листик ботвы не смел покидать отведенного ему места, и сокрушается, что земли стало меньше. Даже всегда солнечная Сесилия старательно выполняет работу по дому без единой жалобы. Но радость ушла. Без тебя мы все сдулись, как пустые винные мехи. Я знаю, что моя тоска по тебе — очень эгоистичное чувство. Ты пошла на огромные жертвы, ты оставила все, что знакомо и дорого, не побоялась переплыть океан! Ради семьи, ради нашего блага. Самое малое, что я должна сделать, — стиснуть зубы и тосковать по тебе молча. Но я не могу.
Я нахожу утешение в домашних делах, сходных с теми, которыми ты занимаешься на своей службе. Как я поняла из твоего письма, в доме Карнеги заведены строгие, но справедливые порядки. Если истории, которыми делятся с нами Маллоуни, — их послушать, так служба в богатых домах хуже ада, — так вот, если эти истории хотя бы отчасти правдивы, значит, тебя не коснулось все худшее, что может произойти со служанкой у американских хозяев, и ты нашла очень хорошее место, пусть даже пишешь о переменчивом нраве своей хозяйки. Тебя-то уж точно не напугают чьи-то капризы — ты не боялась даже папиного взрывного характера, — и твоим хозяевам повезло, что у них есть ты.
Я знаю, моя дорогая Клара, что ты достойна лучшего места, чем судомойня при кухне в доме Карнеги, и больше всего я жалею, что в Америку папа отправил тебя вместо меня. Мне пришлось смириться с его решением, ведь мне необходимо остаться дома, так как мой будущий брак с Дэниелом — это возможность номинально передать ферму новому арендатору и тем самым сохранить землю за нашей семьей. Но все равно это кажется несправедливым. Ты самая умная из нас троих, сестер Келли, и ты, Клара, достойна лучшей судьбы, чем данная нам от рождения судьба дочерей скромного фермера-арендатора. Будь я тверже характером, у тебя не отобрали бы эту судьбу, и тебе не пришлось бы служить в чужом доме на другом конце света, хотя твоя служба сейчас особо важна для всех нас, учитывая завуалированные угрозы лорда Мартина поднять арендную плату за землю. Я каждый вечер молюсь о том, чтобы ты простила мне мою слабость.
Пожалуйста, пиши нам почаще.
Остаюсь, как всегда, твоей любящей верной сестрой.
Элиза
Я читала письмо со слезами на глазах. Как Элизе вообще пришло в голову винить себя за отцовское решение отправить меня в Америку? Меня-то никто не считал подходящей кандидатурой для брака с сыном местного ирландского фермера, который мог бы формально перевести на себя право аренды. Нашей семье повезло, что Элиза так вовремя нашла себе подходящего жениха. Вытерев слезы, я решила сразу же написать ей ответ и объяснить, что она ни в чем не виновата, и вдруг заметила крошечный постскриптум, написанный хорошо узнаваемым неровным маминым почерком.
Мы очень скучаем, но за нас не волнуйся. Живи так, чтобы не погубить свою душу. Молись Господу Богу и не изменяй единственной истинной Римско-католической церкви.
Мама пришла бы в ужас, если бы узнала, что мне приходится выдавать себя за протестантку и еженедельно ходить на воскресную проповедь в местную пресвитерианскую церковь вместе с другими слугами дома Карнеги, хотя сами Карнеги вовсе не посещали церковь. Никакое хорошее место с высоким жалованьем не стоит того, чтобы подвергать свою душу опасности вечного проклятия, — так сказала бы мама. Но мой обман раскрылся бы, и я лишилась бы должности, если бы настояла на посещении католической мессы.
Я вытащила из-под ворота нижней сорочки крошечный серебряный медальон, который прятала на груди. Медальон с изображением агнца, несущего крест. Такой символ Христа носят только католики. Я провела по нему пальцем и задумалась о маминых словах. Может быть, я губила свою душу уже только тем, что жила в постоянном притворстве, выдавая себя за другую Клару Келли? Но если, как писала Элиза, лорд Мартин по-прежнему злился на папу из-за его давних связей с фениями, наша семья могла лишиться земли, а значит, и всяких средств к существованию. И тогда вся надежда останется лишь на меня. Мне придется держаться за свой обман и молить Господа о прощении.
Я решила написать Элизе сейчас же, чтобы успеть до пяти часов вечера, когда из дома Карнеги забирали почту. Мне хотелось как можно скорее отправить слова утешения, в которых сестра так нуждалась. Я достала чернильницу, перо и бумагу, которые заранее припрятала у себя в
