Горничная Карнеги - Мари Бенедикт

Мари Бенедикт

Горничная Карнеги

Marie Benedict

Carnegie’s Maid

© Marie Benedict, 2024

This edition published by arrangement with Laura Dail Literary Agency, Inc and Synopsis Literary Agency.

© Покидаева T., перевод, 2024

© Кривоносова H., иллюстрация, 2024

© Издание на русском языке, оформление. Строки, 2024

* * *

Пролог

23 декабря 1868 года

Нью-Йорк, штат Нью-Йорк

С улицы доносились нежные мелодии рождественских гимнов. Но человеку, занятому делом, они не мешали. Расположившись за письменным столом из черного ореха в роскошно обставленном номере отеля «Сент-Николас», Эндрю Карнеги писал, как безумный, и дорогая перьевая ручка буквально летала по листу бумаги.

Он помедлил, подыскивая единственно верные слова. Оглядел кабинет, освещенный новейшими газовыми фонарями, и словно заново увидел его. Плотные желтые парчовые обои на стенах. Темно-зеленые бархатные шторы, подвязанные золотыми витыми шнурами. За окном — прекрасный вид на Бродвей. Это лучший гостиничный номер во всей Америке, а возможно, даже в Европе. Раньше, во время прошлых визитов в Нью-Йорк, Эндрю нравилось это осознавать. Раньше — да, теперь — нет. Шнуры, державшие шторы, наводили на мысли о крепких веревках, и он чувствовал себя узником, запертым в золотой клетке.

Он пытался уговорить мать поселиться в другом отеле, не столь вызывающе роскошном. Он был согласен на любую гостиницу, где его не преследовали бы воспоминания о Кларе, — хотя вслух в этом не признавался. Ему почему-то казалось неправильным останавливаться в «Сент-Николасе» без Клары. Он почти год искал ее, но все напрасно. Даже лучшие полицейские детективы и частные сыщики не смогли выйти на след.

Да, он уговаривал мать, но она не желала ничего слушать. «Эндра, — сказала она со своим неподражаемым акцентом, — атрибуты богатства — это право Карнеги, которое мы заслужили, и, видит бог, мы займем подобающее нам место». Он согласился, не имея сил спорить. Но сегодня, когда они заселились в люксовый номер «Сент-Николаса», Эндрю все-таки настоял на своем, проявив доселе неслыханную сыновью непочтительность: отправил мать в ее смежные комнаты и не внял ее просьбам посетить праздничный ужин у Вандербильтов — представителей почти высшего эшелона нью-йоркского общества, куда просто так не пробьешься. Ему требовалось побыть одному. Наедине с мыслями о Кларе.

Клара. Он прошептал ее имя, покатал во рту, словно глоток элитного джина. Он хорошо помнил их первую встречу. Следом за миссис Сили Клара вошла в гостиную «Ясного луга», их дома в Питсбурге. Она держалась так скромно и ступала так тихо, что он едва заметил стук ее туфель и шелест юбок, когда девушка пересекала комнату. А потом мать резким голосом начала задавать вопросы. Вот тогда Клара впервые подняла глаза. Она тут же снова потупилась, но он успел рассмотреть промелькнувший в ее взгляде проблеск острого ума, который скрывался за манерами серой мышки, обязательными для горничной леди.

Следом за этими воспоминаниями пришли и другие, еще более сокровенные, а с ними — желание, настолько сильное, что оно причиняло физическую боль. Впрочем, вскоре Эндрю отвлекли посторонние звуки: раскаты смеха и звон хрустальных бокалов доносились из большого столового зала, располагавшегося прямо под кабинетом. Он задумался о том, что за торжество проходило в этой позолоченной комнате. Может, крупные предприниматели из других городов съехались в Нью-Йорк на рождественскую неделю? Или кто-то из недосягаемой «первой десятки» богатейших нью-йоркских семей решил выбраться из своего замкнутого мирка неприступных особняков и посетить самый роскошный из городских ресторанов? Стоило ли ему спуститься и посмотреть?

«Прекрати, — мысленно осадил он себя. — Именно такие честолюбивые мысли всегда претили Кларе».

Когда-то он поклялся ей, что изберет иной путь, отличный от устремлений алчных промышленников и тщеславного высшего света. И сдержит клятву, пусть даже Клары не будет рядом. Он вернулся к письму, которое писал в память о ней и переписывал заново уже бессчетное количество раз. Нажимая на кончик перьевой ручки так сильно, что чернила просачивались сквозь тонкую бумагу, он выводил строчку за строчкой.

Мне тридцать три, и мой годовой доход составляет 50 000 долларов! За два года можно будет наладить все так, чтобы прибыль от всех предприятий составляла стабильно не меньше 50 000 долларов в год. Мой план такой: не стремиться получать сверх того — не стараться копить и приращивать капитал, а все ежегодные излишки дохода вкладывать в благотворительные начинания. Уйти из бизнеса навсегда и посвятить себя помощи ближним.

Поселиться в Оксфорде, получить надлежащее образование, завести личные знакомства в литературных кругах — на это уйдет три года активной работы — и уделить особое внимание выступлениям на публике. После обосноваться в Лондоне, приобрести контрольный пакет акций в газете или журнале с правом управлять изданием и заняться решением общественных вопросов, особенно связанных с образованием и улучшением участи бедных слоев населения.

Человеку свойственно сотворять себе кумиров, и накопление богатства относится к худшим из видов идолопоклонства, ведь нет идола более разрушительного, чем деньги. Чем бы я ни занимался, мне следует отдаваться всякому делу полностью и без остатка; а потому я должен проявить осмотрительность и выбрать жизнь, которая будет возвышать меня. Целиком посвятив себя вопросам бизнеса, сосредоточившись на стремлении заработать как можно больше и как можно быстрее, я очень скоро деградирую без всякой надежды на возрождение. В тридцать пять я окончательно отойду от дел, но и в течение ближайших двух лет хочу ежевечерне заниматься чтением и самообразованием.

Эндрю отложил ручку и перечитал написанное. Получилось местами нескладно, но он все равно был доволен. Хотя Бог лишил его Клары, он вооружится ее убеждениями, будто мечом. Он больше не станет поклоняться разрушительным идолам тщеславия и богатства. Да, он продолжит наращивать свой капитал и укреплять репутацию в деловом мире, но лишь ради одной высшей цели — помощи и содействия другим людям, особенно иммигрантам, желающим закрепиться в новом отечестве и продвинуться наверх. Даже в плотном тумане отчаяния Эндрю позволил себе улыбнуться. У него все-таки нашлось утешение. Это письмо порадовало бы его Клару.

Глава первая

4 ноября 1863 года

Филадельфия, штат Пенсильвания

Я не должна была ехать. Не мне, а Сесилии или Элизе полагалось бы киснуть в смрадной общей каюте на трансатлантическом корабле. Это их право — а для Элизы и вовсе прямая обязанность, ведь она