Зажги свечу - Мейв Бинчи
– Она была замечательной женщиной.
– Чудесная жена и мать.
– Вам всем будет ее не хватать, такая прекрасная женщина.
– Она никому слова дурного не сказала.
– И ты говоришь, что это еще не похороны? – прошептала изумленная Элизабет на ухо Эшлинг.
– Нет, конечно. Похороны будут завтра. Сегодня еще только в церковь принесли.
Дальние родственники и постоянные покупатели вернулись в дом, чтобы выразить соболезнования Шону. Пришедшим предлагали сэндвичи и чай, а мужчинам еще и виски. Последние посетители ушли в одиннадцать вечера.
В комнате, где спала и умерла Эйлин, убрали все следы болезни, навели порядок и проветрили.
– Как ты думаешь, папане стоит ночевать там сегодня? – спросила Морин у Эшлинг.
К ней уже обращались за указаниями, хотя Морин была старшей в семье, но по ней этого не скажешь.
– Конечно стоит. Он ведь спал там все время, на маленькой кровати, пока маманя болела. И разве ему не придется там спать всю оставшуюся жизнь? Пегги уже все убрала, перестелила постель, так что, разумеется, папаня будет спать там. Это же его комната.
Эшлинг подошла к отцу, взяла его за плечи и повела наверх.
– Невозможно поверить, – сказал он.
– Я знаю, папаня.
– Нет никакого смысла что-то делать, нет смысла дальше жить. Я не вижу никакой причины, чтобы чем-то заниматься, вставать по утрам, идти на работу…
Эшлинг внимательно посмотрела на него. Папаня согнулся и выглядел гораздо старше своих шестидесяти с хвостиком.
– Да уж, маманя наверняка обрадовалась бы, услышав подобные разговоры, когда и дня не прошло после ее смерти. Маманю еще даже не похоронили. Вот прям с ума бы сошла от радости. Ради чего она трудилась столько лет?
– Ты права, детка. – Папаня выпрямился. – Пойду-ка я на боковую.
– Я загляну минут через десять. Хочу убедиться, что с тобой все в порядке.
Когда Эшлинг вошла, отец, в розово-серой пижаме, застегнутой на все пуговицы, одиноко лежал в огромной кровати. Его взгляд уставился в одну точку, по лицу текли слезы.
– Она была очень хорошей женой.
Эшлинг присела на кровать и потрепала его по руке:
– Вам обоим неимоверно повезло прожить в счастливом браке тридцать шесть лет. Мало кому так везет, папаня, так что попробуй посмотреть с такой стороны.
– Да… ладно… попробую.
* * *
– Как ты думаешь, что было хуже всего? – спросила Эшлинг с покрасневшими и заплаканными глазами,
Они сидели в своей комнате с большим стаканом виски каждая.
– Думаю, слова старушки о том, что Эйлин всегда отдавала свою еду другим детям, когда они с ней были маленькие. Я запросто могу себе представить, как она это делает, без лишних слов.
– Да, и бедолага Джемми из лавки. Какой кошмар… Он все вытирал нос рукавом и повторял, что хозяйка не вернется, она не вернется…
Они обе глотнули виски.
– Элизабет, если ты думаешь, что сегодня был кошмар, то подожди до завтра. Вот уж где будет ужас так ужас.
* * *
Элизабет снилось, что Джонни приехал в Килгаррет и сказал им, что Эйлин не умерла, что произошла ошибка.
Эшлинг снилось, что маманя велела ей выйти замуж за Джонни и привезти его в Килгаррет, чтобы он помогал папане в лавке.
Они обе проснулись усталыми и с легким похмельем.
А теперь пора и на похороны.
На гроб положили еще больше цветов, и на этот раз в церкви пел хор. Семья села в переднем ряду справа. Элизабет не сводила глаз с маленькой медной таблички, привинченной к спинке сиденья, к которому она прислонилась: «Помолитесь за друзей и родных Роуз Маккарти, ушедшей из жизни 2 января 1925 года. Вечная память». Интересно, закажут ли О’Конноры табличку для тетушки Эйлин? И годы спустя найдутся ли благочестивые люди, которые преклонят здесь колени и помолятся за друзей и родственников Эйлин О’Коннор? Мысли Элизабет все крутились вокруг таблички, чтобы не думать о заваленном цветами гробе, стоявшем всего в нескольких ярдах от ступеней алтаря.
Эшлинг часто недоумевала, как можно вынести печальное зрелище опускания тела в землю. Почему бы не попрощаться у ворот кладбища, предоставив могильщикам сделать все остальное? И только когда тело мамани вынесли из церкви, она поняла почему. Нужно пройти весь путь целиком и закончить жизнь с этим человеком. Она без всяких эмоций наблюдала, как с гроба сняли цветы и бережно положили их возле могилы. Затем осторожно и мягко, словно маманя все еще могла почувствовать боль, гроб опустили. Папаня первым бросил горсть земли на гроб. Яму заполнили землей, сверху положили цветы, и люди стали расходиться к Махерам, к Ханрахану или в гостиницу, чтобы выпить. Многие вернулись в дом на площади, где под руководством Пегги, которая проплакала все это время, на стол выставили тарелки холодной ветчины, курицы и салата. Ее слезы даже попали в кувшин с молоком, и она захлюпала носом и сказала, что если бы хозяйка была жива – Господи ее помилуй! – то рухнула бы замертво, увидев такое безобразие на своей кухне.
* * *
Они вернулись через пятнадцать дней. Эйлин прожила только десять дней из отведенных ей врачами двух недель. Генри встретил их в аэропорту. Он очень обрадовался, снова увидев малышку Эйлин, и клялся, что она успела вырасти. Генри проявил большое участие, выслушивая истории Элизабет и Эшлинг о событиях в Килгаррете, и на его глаза навернулись слезы.
– Поедем с нами. Поживи пока у нас, – предложила Элизабет. – Что тебе делать в пустой квартире? Будет гораздо лучше, если ты вернешься к нам.
– Да, – любезно поддержал Генри. – Прошло слишком мало времени, у тебя душа не на месте.
– Нет, правда, я лучше домой поеду. Думаю, мне нужно побыть дома. В любом случае, скорее всего, Джонни будет заглядывать. Я сообщу ему, что вернулась.
– Джонни уехал в Грецию, – сказал Генри. – Он предупредил меня в прошлую пятницу, что, возможно, в воскресенье соберется группа для поездки туда и он поедет с ними. Он передавал вам обеим привет.
* * *
– Кажется, она сильно расстроилась, что Джонни уехал в Грецию, не сказав ей ни слова, – позднее заметил Генри.
– Ну, во-первых, сейчас она в любом случае расстроена… А во-вторых, у Джонни совсем нет сердца. Как только осознаешь это, то перестаешь обращать внимание, но Эшлинг пока еще не осознала.
– А ты когда осознала? – Вопрос прозвучал довольно робко: Генри не хотел выпытывать подробности.
– О, пожалуй, довольно быстро. Но я смирилась. Эшлинг куда смелее меня. Не думаю, что она так легко стерпит подобное поведение…
– И что тогда будет?
– Отношения закончатся, и я пообещала