Зажги свечу - Мейв Бинчи
Маманя была одета в голубой кардиган, который Эшлинг запомнила как один из праздничных нарядов, а теперь он превратился в домашний. На ночном столике лежали четки и католический молитвенник, стояли стаканы воды, бутылочки и лекарства.
– Ага, я так и знала! – улыбнулась маманя без слез на глазах, и ее голос звучал вполне буднично. – Вчера Шон сказал, что ему нужно позвонить из лавки. В воскресенье-то. По делам, говорит. Я знала, что он звонил тебе, но не хотел признаваться мне, если вдруг ты не приедешь. Дай-ка на тебя взглянуть.
– Маманя!
– Боже милостивый! Да с тобой никак Элизабет приехала? В комнате совсем темно, подойдите поближе, я на вас посмотрю.
– Мы втроем приехали. Я привезла ее, чтобы она на вас посмотрела…
– О чем ты? Кого привезла?
– Я привезла Эйлин познакомиться с ее приемной бабушкой… Других у нее не осталось. Вы единственная. Я подумала, ей нужно на вас посмотреть…
Элизабет положила малышку на кровать, и маленькая Эйлин потянулась к больной женщине, словно желая, чтобы ее взяли на руки.
Элизабет и Эшлинг стояли неподвижно. Исхудавшими руками маманя с трудом подняла ребенка и положила себе на грудь:
– Как чудесно, что вы привезли ее ко мне! Ах, Элизабет, я всегда говорила, что ты на голову выше любого из моих собственных детей. И уж точно куда выше, чем эта негодница, которую я люблю больше всех остальных, вместе взятых.
Тогда они подошли к кровати, поцеловали маманю и сели рядом, чтобы ей не приходилось вертеть головой, разговаривая с ними. Иногда она брала за руку Эшлинг, а иногда – Элизабет. Она говорила им, что не боится, и знает, что Господь ожидает ее. И что там она увидит Шона, Вайолет и остальных. А еще она всегда будет смотреть за ними с небес и молиться за них за всех. Она беспокоилась об отношениях Имона с отцом. Что случится, когда ее больше не будет здесь, чтобы поддерживать мир между ними? И какая жалость, что она не доживет до женитьбы Донала на этой милой девочке Анне Барри. Какая трагедия для них, ведь уже все распланировано, а теперь над свадебными торжествами будет висеть траур. Она сказала, что у Ниам есть голова на плечах, а потому проблем не будет. Ниам способна о себе позаботиться лучше любого из семьи. Потому что она самая младшая. За Морин маманя тоже не особо переживает. Морин теперь принадлежит семейству Дейли, она там прижилась, и детишек она обожает. А ныть она будет всегда, потому что характер такой.
Эйлин рассказала им, что получить предупреждение о грядущей смерти, а не погибнуть внезапно в аварии или на войне – это великое благо. Тогда есть время, чтобы подготовиться и сказать людям то, что не хотела говорить раньше, и уладить все заранее. Она даже написала небольшое завещание. Не то чтобы у нее так много имущества, но она хотела передать некоторые личные вещи. Это утешает.
Маманя ни словом не упомянула про отъезд Эшлинг и Тони из Килгаррета. Она сказала, что времени хватает. Доктор Мёрфи пообещал, что она будет в состоянии разговаривать еще неделю или две. Проблема в том, что она быстро устает.
Она поцеловала малышку в лобик и позволила им забрать ее. Держа дочурку в одной руке, другой Элизабет коснулась руки тетушки Эйлин.
– Я дам Эшлинг возможность приходить к вам одной, мы ведь не сиамские близнецы, – улыбнулась она.
– Вы всегда были неразлучны, словно и впрямь сиамские близнецы! – улыбнулась в ответ тетушка Эйлин. – Именно это было так чудесно, когда ты жила здесь. Слава богу, связь между вами сохранилась, когда вы выросли. Я так рада, что вы вернулись такими сильными, чтобы поддержать меня, мои славные девочки. Вы мне очень, очень помогли. Вы и сами знаете.
– Да, маманя, оставаться жизнерадостными в такое время не фунт изюму, но если ты хочешь именно этого… что ж, ты всегда получала то, что хотела.
– Вовсе нет, рыжик ты мой, тебя мне никогда не удавалось переспорить… Идите уже, дайте мне поспать.
Когда они закрывали дверь, она улыбалась.
* * *
Зайти к миссис Мюррей казалось неимоверно сложной задачей. Эшлинг сначала позвонила, чтобы убедиться, что ее пустят в дом.
– Конечно приходи, если хочешь, – получила она в ответ.
Несмотря на то что миссис Мюррей старалась проявить гостеприимство, атмосфера все равно оставалась напряженной. Эшлинг не могла извиниться за свое поведение, а миссис Мюррей не собиралась ее прощать. Они были единодушны в желании быть понятыми и в нежелании понимать другую сторону.
– Я считаю, Тони хорошо в санатории.
– Эшлинг, откуда тебе знать, если ты там не была?
– Друг Элизабет туда съездил.
– Понятно. Я слышала, Элизабет привезла свою малышку.
– Да, ее назвали Эйлин. Имя матери Генри тоже Эйлин.
– Прекрасное совпадение!
– Как поживает Джоанни?
– Все так же, ничего нового.
Под конец, когда перекидываться репликами, поддерживая разговор, стало почти совсем невозможно, Эшлинг вдруг сказала:
– Мне очень жаль, что все так получилось, миссис Мюррей.
– Да. Мне тоже очень жаль, что все так получилось. Искренне жаль.
– Я вернусь к мамане.
– И твою маму мне тоже искренне жаль, – сказала миссис Мюррей. – Господь посылает нам очень тяжелую жизнь здесь, на земле.
* * *
– Я тщательно все обдумала, так что мои слова не просто глупые фантазии умирающей женщины.
– Да, маманя, я знаю.
– Что может быть лучше, чем если бы ты жила здесь и стала хозяйкой этого дома? Всю домашнюю работу может делать прислуга. А ты с папаней занималась бы лавкой и следила, чтобы они с Имоном не поубивали друг друга.
– Но, маманя…
– Нет никаких причин для тебя оставаться в Лондоне, работать секретаршей на совершенно незнакомых нам людей, жить в убогой квартире с подержанной мебелью, учиться играть в бридж и ходить по иностранным ресторанам. Эшлинг, ну разве это жизнь? Разве можно так жить?
– Но здесь от меня не будет никакого толку…
– Еще какой толк будет! Я пришла к выводу, что, учитывая все, что ты рассказала мне про свой брак, тебе следует просить его аннулировать. Попытайся. Ты молодая цветущая женщина, а Тони – Господи, его помилуй! – не в себе… Церковь должна проявить понимание в подобных случаях.
– Маманя, я не знаю, стоит
