Табал - Андрей Евгеньевич Корбут
На восточном участке войсками командовал Набу-Ли, наместник Хальпу.
Изрезанный многочисленными оврагами рельеф не позволял использовать ни тараны, ни осадные башни. Зато даже в ясную погоду можно было подобраться к стенам почти вплотную без ущерба для себя.
Два кисира двинулись на штурм и здесь. Пехотинцы, снаряженные пятью десятками штурмовых лестниц, дошли до города, полезли на стены, завязали бой. Отступали. Возвращались. Бились снова. Снова отступали, возвращались, бились и бились.
Все это время Набу-Ли сидел перед своим шатром на золоченом троне, расправляясь с молодым барашком, приготовленным его поваром; ел наместник жадно, отрывая руками крупные куски мяса, запивал их вином, с полным ртом разговаривая с командиром отряда колесниц, находившегося в его резерве:
— Басра, ну что же ты не угощаешься? Давно я такого нежного мяса не ел!
Стройный молодой уверенный в себе офицер с глазами гепарда, стоявший на почтительном удалении от сановника, со снисходительной улыбкой небрежно поклонился:
— Я стараюсь не есть перед боем…
— Боем? О каком бое ты говоришь, Басра? Если ты хотел боя, тебе надо было проситься к Гульяту. Судя по грохоту, инженеры на этот раз не ошиблись… Тогда, может быть, хоть вина попробуешь? Ты не поверишь, у кого я его покупаю… Пей, пей.
Басра, у которого пересохло в горле, на этот раз не стал отказываться. Вино ему понравилось, и он заинтересовался:
— Так чье это, говоришь, вино?
— Дочери простого сотника из царского полка, зовут ее Дияла. Таких женщин поискать — не сыщешь. Она уже и к Ашшур-дур-пании подбирается. Скоро это вино будут подавать к царскому столу.
— Хорошенькая?
— Вино получше, — рассмеялся Набу-Ли. — Здоровая, что мужик. Ростом с тебя, наверное. Да и лицом не вышла. Но ей этого и не надо. Захочет, сама себе мужа выберет, когда станет богата как царица.
Стража привела к наместнику пленного сирийца, захваченного на стенах, бросила на колени перед ассирийским сановником.
Набу-Ли изменился в лице: через лоб над переносицей легла глубокая морщина, глаза сузились до щелки, нижняя губа отвисла и задрожала, хотя гнева в голосе слышно не было.
— Ты будешь отвечать на мои вопросы? Или мне приказать содрать с тебя кожу?
Пленник струсил, стал вымаливать себе жизнь, обещал обо всем рассказать, о чем ни спросят. Но когда начался допрос, оказалось, что он простой кузнец, который встал на стены, чтобы защищать свой город. Впрочем, промучившись с ним почти час, Набу-Ли таки добился кое-какой пользы. Из длинной бессвязной речи пленника стало ясно, что о штурме в Маркасу знали накануне, но настроение у всех приподнятое, оттого что предводитель мятежников объявил на площади, будто к ним идет помощь.
Наместник посмотрел на Басру.
— Отправь надежного человека к Гульяту… а лучше всего — езжай к нему сам. Думаю, то, что мы узнали, важно. Пусть Гульят примет меры. Может, стоит разослать дозоры или взять еще кого-нибудь из пленных, чтобы понять, о чем идет речь.
Басра спорить не стал; низко поклонился и отправился к своей колеснице.
Начальник стражи спросил, что делать с кузнецом.
Набу-Ли зябко поежился.
— Как же сегодня прохладно… Нагрейте мне воды, да побольше. Хочу согреться… Два котла. Один для нашего кузнеца — моего гостя. Я вижу, он тоже дрожит… Мне — согреться. Ему — свариться… Вдвоем нам будет не скучно.
С севера на штурм были брошены легкая пехота и лучники. Отряды снабдили лестницами и тремя таранами. Тылы наступающих здесь прикрывала конница. Северные ворота, по расчетам Гульята, должны были пасть в первую очередь, оттого он и держал здесь эмуку под командованием Юханны, чтобы вовремя ворваться в город. Приказы войскам, шедшим на стены, отдавал Набу-Ашшур, сын наместника Маркасу, — коренастый молодой человек с квадратной головой, выпуклыми надбровными дугами, крупным носом и массивной челюстью.
Военачальник не торопился, затянул с началом приступа, отправил в бой лишь часть сил, берег людей, осторожничал, но стоило сотне ассирийцев закрепиться на одном из участков стены, как он сам повел за собой резервы и сумел овладеть двумя крепостными башнями. С захваченных позиций Набу-Ашшур уже мог атаковать ближайшие к нему северные ворота, однако чтобы отбить их, надо было спуститься со стен в город, в самое пекло.
Взяли передышку. Заслали разведчиков, чтобы выяснить, какими силами располагают защитники. Выяснилось — всего-то пара сотен воинов.
Набу-Ашшур отобрал из отряда два десятка храбрецов. Построил их на стене в одну шеренгу, подошел к каждому, заглянул в лицо. Потом глухо сказал:
— О вашем подвиге будут слагать песни. Умереть с честью не страшно. Давайте накажем этих ублюдков! Первому, кто ворвется в привратную башню, подарю своего коня!
Пошли в бой. Набу-Ашшур сражался с мечом в первых рядах, убил пятерых, с десяток ранил; вспорол живот снизу доверху вражескому сотнику, размозжил щитом череп сирийцу, поспешившему на помощь к своему командиру… И вдруг в одно мгновение остался без кисти правой руки, отрубленной чьим-то топором.
Набу-Ашшур отшатнулся, глаза вспыхнули от гнева, левая рука отбросила в сторону щит, вырвала из мертвого тела ассирийское копье, ударила им обидчика.
Копье пробило сирийца насквозь, на половину своей длины выйдя со спины.
Защитники Маркасу дрогнули, стали спасаться бегством.
Через четверть часа привратная башня была захвачена.
Сверху, со стен, подоспело подкрепление. Ворота распахнулись, и Юханна бросил в бой свою конницу. Ассирийцы издали радостный крик, эхом прокатившийся над степью…
Но в тот момент, когда ассирийская конница полетела к захваченным воротам, с тыла по войскам Набу-Ашшура ударили киммерийцы.
* * *
Прервать сон Ашшур-аха-иддина осмелился Гульят. Принцу было достаточно одного взгляда на лицо своего туртана, чтобы понять, насколько плохую весть он принес.
— Почему? Ошиблись инженеры? — глухо спросил Ашшур-аха-иддин, приоткрыв один глаз.
— Нет, мой господин, — смиренно поклонился Гульят.
Царевич поднялся, свесил босые ноги с ложа и, глядя в пол, обреченно произнес:
— Неужели боги отвернулись от нас?.. Рассказывай, все как есть…
И как ни тяжело было туртану говорить, он подробно и обстоятельно поведал принцу о том, что произошло и каковы последствия сегодняшнего штурма.
Киммерийцы ударили с севера конницей, десятитысячным отрядом. Сначала они смели войска под командованием Набу-Ашшура, а затем сильно потрепали основные силы ассирийцев, не позволив им войти в город через образовавшийся пролом. Кисир Таба-Ашшура оказался запертым между кочевниками с одной стороны и защитниками Маркасу — с другой…
— Что с Набу-Ашшуром, он жив? — с тревогой спросил Ашшур-аха-иддин. За этот месяц сын наместника Маркасу стал ему дорог. Надеясь приободрить юношу, на глазах у которого толпа
