Константин Сибирский - Черная тень над моим солнечным завтра
— Спасибо. Как живется здесь в тайге? — интересуется Зеркалова.
— Слава Богу, что на отшибе одна одинешенька наша заимка. Поэтому Бог миловал. А в поселке, говорят, всех мужиков в колхоз согнали…
— Вижу кулацкие настроения у тебя проскальзывают, — недовольно замечает гостья.
Тимофеич бережно приносит старинный граммофон с огромной трубой. Истертая пластинка надрываясь шипит:
«Бежал бродяга с СахалинаЗвериной узкой тропой».
Какой-то неурочный и запоздалый путник стучится в завьюженное окно. В избу входит обсыпанный снегом бородатый изможденный старик. Он без шапки, в ветхой телогрейке, ватных брюках и истоптанных лаптях.
Тимофеич жестом приглашает его за стол, наливает водки.
— Выпей, странник — человек Божий! Согрейся с дальнего пути.
Старик крестится. Взглянув на гостей, он крякнув пьет.
— Кто это? — спрашивает Мак Рэд.
Зеркалова, удивленно разглядывая, спрашивает старика:
— Кто ты, отец?
— Я был крестьянин. В 1929 году . разорен советской властью, так сказать, ликвидирован, как класс, и сослан в Сибирь на каторгу, — произносит старик. — Когда-то я имел девять десятин земли и хорошее хозяйство. Белая украинская хата, фруктовый сад, пчельник и огород, на котором с утра до ночи трудилась моя семья. Я имел хлеб для себя и отдавал государству, Целыми возами привозил отборную, как золото, пшеницу на элеватор. — Старик глубоко вздыхая после гнетущей паузы, продолжает свой рассказ.
— И вот… Не снилось мне и не гадалось. В темную ночь ко мне примчались несколько чекистов в кожаных куртках. В собственном доме напали они, будто на злодея, раскулачили все имущество, связали старуху, дочь и двух сыновей. В зарешетченных товарных вагонах привезли нас, как нищих, в Сибирь. Мы жили в страшных землянках, имели название не людей, а «спецпереселенцев». Болели и цынгой, и тифом… За восемь лет похоронил я всю свою семью, кроме бежавшего сына и не вмоготу мне стало. Захотелось на старости умереть только на родной украинской земле… Бегу я… Не знаю дойду, аль нет!
— Кто это? — удивленно спрашивает Мак Рэд.
— Это обломок ликвидированного класса. Те, кто упорствовал против мероприятий советской власти. Они не хотели строить новую жизнь и их раздавило колесо истории, — объясняет Зеркалова.
— Наступит время и гнев народный сметет власть сатаны! — произносит старик, встав во весь рост.
— Что говорит этот старик! — интересуется Мак Рэд.
— Он грозит… Но мы коммунисты не суеверны, — смеется Зеркалова.
Старик грозит ей пальцем.
— Смотри, дева! Бог накажет тебя!…
В горницу входит облепленный снегом ямщик.
— Вьюга — зги не видать! Буран разыгрался не на шутку. Принимай, Тимофеич, на ночлег.
— Если не побрезгаете чистой горницей, — предлагает Тимофеич.
— Ехать сейчас опасно — решает Анна.
Старик, прощаясь, крестится.
— Благодарю Всевышнему и хозяину! Я пойду.
— Куда ты, в такую непогодь, — спрашивает Тимофеич, — оставайся чай до утра то!?
— Нет, нет… За мной наверно идет погоня, Я слышал лай собак. — произносит старик, открывая дверь. Ветер развевает его седые волосы.
* * *Мак Рэд и Зеркалова одни в светлице.
— Анна! Какой счастливый случай! Я рад, что я встретил вас — идеальную женщину будущего коммунистического общества. Именно такой я представлял свою избранницу. Я не нашел такой, как вы, на своей родине, — восторженно говорит Мак Рэд.
— Неужели у вас в Америке »нет жены, невесты или любимой девушки?
— Представьте себе, нет. Я видел немало красивых женщин, но, они удивительно бессодержательны, пусты и поэтому никогда не увлекали меня.
— Я не вполне верю мужчинам. Они всегда так говорят, находясь, вдали от дома — кокетливо шутит Зеркалова.
— Видите ли, я человек идеи… Брак и семья в буржуазном обществе строится не по любви. Неравные браки типичны для буржуазного общества. Несчастье супружеских пар ведет за собой взаимную ненависть.
— И вы боялись, чтобы ваша супруга из ненависти не совершила против вас преступления? — игриво улыбаясь спрашивает собеседница.
— Хотя бы…
— Поэтому вы решили ждать до коммунизма, когда семья не будет обузой, ибо воспитанием детей будет заниматься государство?
— Анна! Мы связаны общностью наших идей и душ. Физически мы представляем гармоничную пару… Я прошу вас доверить мне свою судьбу. Согласились бы вы быть моей женой? — страстно спрашивает Мак Рэд.
— О, мистер Мак Рэд! Искренно ли вы это говорите?
— Я говорю голосом моего рассудка и сердца. Отвечайте же, Анна!
— Я тоже люблю вас. Вы энергичный мужчина. Но формальный брак? Это очень сложный вопрос. Вы иностранец, а я не могу покинуть своей родины. Кроме того я не знаю, как на это посмотрит партия?
— Неужели партия может вмешиваться в интимные дела своих членов? — удивлен Мак Рэд.
— Для коммунистов не может быть каких либо интимных дел и тайн перед своей партией.
— Я не знал этого.
— У меня возникла идея! — прижмурив глаза и сверкая ослепительными зубами, заинтриговывающе произносит Зеркалова. На ее щеках появляются обворожительные ямочки, которые волнуют Мак Рэда.
— Какая? — нетерпеливо спрашивает он.
— Слушайте, Дуглас! Я расскажу вам одну короткую историю. Один мой знакомый, по национальности монгол, сумел сделать головокружительную карьеру, поступив в Коммунистический университет народов Востока. Теперь он занимает в Коминтерне ответственнейший пост и руководит делами всех стран с населением родственным монгольской расе. Он более всесилен, чем лхасский Далай-Лама.
— Это интересно… Однако, Анна, поймите, я люблю вас! Люблю!
— Дорогой, Мак! Все это возможно, если вы будете послушным мальчиком. Поступайте учиться в Коммунистический Университет. Через пару лет вы сделаете блестящую карьеру. Вы талантливый организатор и способный писатель-социолог. Только вам на мой взгляд необходимо еще немного подучиться. Штудируйте Марка, Энгельса и в.особенности изучайте новейших марксистов Ленина и Сталина. Изучайте их по первоисточникам. Я научу вас русскому языку и мы вместе будем заниматься…
— О, Анна, вы гениальны и так начитаны! Вы цитируете на память Гегеля, Маркса и Ленина.
— Нам нужны кадры… И когда вы получите заграничную командировку, я с удовольствием буду сопровождать вас. Мне очень хотелось бы посмотреть заграницу.
— Я согласен на все, Анна, лишь бы вы согласились стать моей женой и искренним другом. Мы будем идти рука об руку к конечной нашей цели — коммунизму. Я уже вижу тот прекрасный мир, перестроенный по учению Маркса!
— Дополненному Сталиным, мой милый, — шепчет Анна, приближая свои губы для поцелуя. Мак Рэд страстно целует ее.
— Я вспомнила об одной формальности. Вам необходимо будет принять советское подданство… Членам коммунистической партии нельзя выходить за иностранцев.
— Разве существует специальный закон?
— О, мой милый! Не все пишется в законах, но граждане должны соблюдать известные порядки… Например, советским подданным не запрещено, но и не рекомендуется, вести с заграницей переписку. Религия у нас не запрещена, но некоторые органы интересуются религиозными людьми.
— Я слышу об этом первый раз… Однако, Анна, моя любовь к вам настолько велика, что я согласен на все. Я согласен принять подданство! Скажите, что я должен делать?
— О, это пустая формальность… Вы можете остаться и американским подданным… и получить советский паспорт. Это необходимо лишь для регистрации нашего брака…
— Я готов!
— Сначала нужно написать заявление… Я могу составить хоть сейчас, — предлагает Анна, доставая из сумочки блокнот.
— Где подписать? — нетерпеливо спрашивает Мак Рэд.
— Вот здесь…
После подписи Мак Рэд снова целует Анну, Она освобождаясь из объятий, достает плетенную бутылку и наливает в серебрянные рюмки коньяк.
— Выпьем, Дуглас!
— За очаровательнейшую женщину и друга!
— Большого друга.
Мак Рэд заключает Анну в объятия.
— Романтика севера! — шепчет он, целуя.
— О, Дуглас!
— Дорогая Анна!
20. Атракцион великого факира
— Что здесь происходит? — спрашивает Мак Рэд, рассматривая толпу рабочих, собравшуюся на строительной площадке.
— Очевидно снова какой-то митинг по случаю выпуска нового займа, или их собрали прочесть письмо к вождю, или еще какая-нибудь очередная выдумка… — отвечает Ирина.
— Русские по моим наблюдениям больше митингуют, чем работают, — замечает Де-Форрест.
— Стахановщина! О, Боже, как все это надоело, — шепчет про себя Ирина.
Но инженеры не разделяют взглядов переводчицы, наоборот, они живо интересуются происходящим событием, и напоминают удивленных деревенских парней, впервые попавших на шумную городскую ярмарку с замысловатыми головоломками, каруселями и непонятными аттракционами. Они интересуются речью, произносимой Коробовым с украшенной флагами трибуны.
