Её скрытый гений - Мари Бенедикт
Море темноволосых мужчин в темных костюмах устремляется вверх по лестнице, на которой я стою, огибая меня, но я не вижу среди них ни знакомой каштановой прически с аккуратно зачесанной прядью, прикрывающей редеющий участок, ни искристых зеленых глаз, в уголках которых всегда таится улыбка. Успокоит ли его присутствие мои нервы или наоборот, спрашиваю я себя, прекрасно понимая, что не сама конференция заставляет все внутри трепетать.
Внезапно я замечаю знакомое лицо в толпе, но это не месье Меринг. Машу рукой и кричу:
— Бонжур, месье Матьё!
Ученый с непослушными волосами ускоряет шаг.
— Доктор Франклин! Я пришел в восторг, когда Жак сказал мне, что выбрал вас для конференции. Ведь вы восходящая звезда его лаборатории.
Меня охватывают облегчение и разочарование одновременно, но я стараюсь сохранять спокойный и деловой вид.
— Я рада, что меня выбрали. Вообще, я ждала здесь месье Меринга.
Месье Матьё машет рукой:
— Он найдет нас. Пойдемте внутрь и займем места, пока все хорошие не разобрали. И одно прибережем для Жака.
Мы входим в аудиторию, где будет произноситься первая речь дня. Разговоры на французском, английском, испанском и итальянском языках окружают меня, обсуждаемые новые разработки будоражат. Месье Матьё и я усаживаемся на второй ряд, оттуда отлично видно сцену, и занимаем место рядом с проходом для месье Меринга.
Докладчик проверяет микрофон, свет постепенно гаснет. Месье Меринг все еще не появился, но стоило мне подумать, что он нашел другое место, как он опускается на соседнее кресло. Мы приветственно киваем друг другу, доклад начинается.
Пока доктор Пол Эммет излагает параметры своего исследования, я ловлю себя на том, что его звучный голос убаюкивает меня, а близость ноги месье Меринга к моей отвлекает. Хотя мы часто стоим рядом друг с другом, работая с приборами для кристаллографии или изучая пленки, почему-то сейчас ощущения от этого иные. Возможно, из-за темноты в зале или из-за моих желаний, я не знаю.
Даже когда на экране появляются слайды, и доктор Эммет представляет конкретные результаты, я не могу сосредоточиться. И тогда месье Меринг склоняется ко мне. Я чувствую тепло его дыхания на своей шее, когда он шепчет: «Кажется, его исследование очень похоже на те, которые вы проводили в БИАПИУ?»
Внезапно концентрация возвращается, и я начинаю вникать в речь доктора Эммета. Его проект и презентация действительно напрямую связаны с исследованиями, которые я вела, и со статьями, которые я публиковала, работая в БИАПИУ.
Во время перерыва я поднимаю руку и прошу слова:
— Доктор Эммет, могу ли я прокомментировать?
— Конечно, — отвечает он. Несколько других ученых делали замечания или задавали вопросы в течение последних тридцати минут: для конференции такой диалог привычное дело.
— Я полагаю, что интересная корреляция может быть установлена между вашими экспериментами и исследованиями, которые я проводила по углю и древесному углю, работая помощником научного руководителя в Британской исследовательской ассоциации по использованию угля, — говорю я на французском, основном языке конференции.
— Не могли бы вы поделиться с нами? — предлагает доктор Эммет.
Я встаю и рассказываю о параллелях, которые можно провести между двумя исследованиями. Когда я заканчиваю, в зале стоит тишина, и я пугаюсь, что, возможно, говорила слишком много или слишком авторитетно. Но потом из задних рядов доносится голос:
— Могли бы вы повторить это на английском, мадемуазель Франклин?
Через час доклад подходит к концу. Месье Матьё, Меринг и я присоединяемся к пятидесяти другим ученым, которые покидают зал, надеясь раздобыть утренний кофе. И тут кто-то хлопает месье Меринга по спине:
— Жак, сто лет, сто зим!
Мы останавливаемся, чтобы поздороваться с доктором Хайсински.
— Вы затронули несколько замечательных моментов, мисс Франклин. На самом деле, благодаря вам речь докладчика приобрела дополнительную глубину.
— Merci.
Доктор Хайсински поворачивается обратно к месье Мерингу и говорит:
— Похоже, в этом году вы удачно выбрали протеже.
В этом году? Месье Меринг каждый год выбирает себе нового фаворита, ротирует их?
Я надеялась, что он выбрал меня, отметив мои профессиональные, и, возможно, даже личные качества. Хорошо ли я понимаю этого доброжелательного, поддерживающего меня человека, не ошиблась ли я в нем? Вполне возможно. Я уже ошиблась однажды в своей оценке профессора Норриша, думая, что с ним будет легко работать, а оказалось, наоборот, не говоря уже о том, сколько раз я ошибалась в одноклассниках и в людях вообще.
— Нам повезло, что мадемуазель Франклин выбрала наш институт. Она не только в совершенстве овладела нашей методикой, но и мастерски применяет рентгеноструктурный анализ к углероду — это просто чудо, — произнося это, месье Меринг задерживает на мне взгляд, и у меня по коже пробегает холодок.
Месье Матьё добавляет:
— Ее глубокое понимание углерода на молекулярном уровне может совершить революцию в его использовании! — он улыбается мне, на его лице чуть заметна отцовская гордость. — Наша мадемуазель Франклин может изменить мир.
Глава десятая
11 мая 1948 года
Лион, Франция
— Давай сбежим украдкой и отправимся в какой-нибудь знаменитый лионский бушон? — шепчет голос мне на ухо.
Я отвлекаюсь от разговора с группой ученых и вижу перед собой месье Меринга. Или, может быть, Жака, — с начала конференции он настоял, чтобы я называла его именно так. Обращаться к нему по имени мне казалось странным, даже запретным, но, когда я осознала, что все на конференции обращаются друг к другу по именам, поняла, что называть его месье Меринг — значит выделяться. И не в хорошем смысле.
— Прогулять коктейли и ужин? — удивленно переспрашиваю я.
Под занавес конференции запланированы коктейли, а после — официальный ужин для всех ученых, последний шанс встретиться с коллегами и обсудить наши проекты. Я очень ждала этого, к тому же спонтанность вообще не мой конек.
— Именно так. Еда на ужине будет ужасной, как и вчера вечером, — говорит он, и ничуть не преувеличивает. Курица была настолько жесткой, что я заподозрила, что это вовсе не курица — неудивительно во времена рационирования. — Но я знаю два изысканных маленьких бушона, которые как-то ухитряются подавать традиционные лионские блюда — колбаски и жареную свинину, а вдобавок великолепное местное красное вино божоле.
Я знаю, что за пределами Парижа легче достать разнообразные свежие продукты и предложение звучит по-настоящему соблазнительно. Но насколько это уместно? Не только пропустить официальное мероприятие, но и ужинать тет-а-тет? Месье Матьё — я имею в виду Марселя — уже уехал в Париж, и нас будет лишь двое.
— Да, но… — сомневаюсь я, потому что, конечно, Жак — мой начальник, и я должна делать, что он
