Рушатся берега - Нгуен Динь Тхи
— Хм!..
— Надоело мне стучаться по ночам и ждать под дверью. Иногда бродишь-бродишь по улицам до самого утра. Устанешь так, что жизнь не мила. Впору с моста в реку. Пропади все пропадом!.. А теперь я буду приходить отсыпаться у тебя. Ладно?
Ты подошел к окну и, опершись на подоконник, стал молча смотреть на крыши домов.
— Ну, так как? — не отставала Бить. — Или прогонишь?
Ты молча взял с кровати кисть и сел к мольберту.
— Вот здорово! Чего же ты насупился? Хоть бы спасибо сказал за угощение. Послушай, почему бы тебе не нарисовать меня? Хочешь, буду твоей натурщицей. И платить ничего не надо. Ты еще не знаешь, какая я красивая...
— Хватит тебе, — мрачно сказал Ты, — дай поработать. Скоро солнце зайдет.
— Хватит, так хватит! Я пошла.
Ты отложил кисть и проводил девушку взглядом. Отчего, однако, стало так тяжело на душе?
Осенью вечера наступают рано. Лучи солнца постепенно сбегали с крыш, и они погружались в зеленоватую тень. Синева неба поблекла. Вдали темной громадой высилась квадратная колокольня католической церкви. Над ней, широко раскинув крылья, парил ястреб. «Бим-бом!.. Бим-бом!..» — покатились удары колокола. Спустился туман, смешиваясь с клубами серого дыма, поднимавшегося из крохотных двориков. Небо на горизонте потемнело, на нем замерцала первая звезда. Что принесет с собой завтрашний день?
XIV
В полдень вдруг тревожно завыла сирена. Ты, удивленный, остановился посреди улицы, кишевшей народом. Что за черт! Ведь газеты сообщили, что вчера вечером генерал-губернатор Деку и генерал Нисихора в конце концов подписали соглашение о вводе японских войск в Индокитай!
Люди недоумевали.
У-у-у... У-у-у... Вой то стихал, замирая, то вновь усиливался. Бом!.. Бом!.. Бом!.. Звенел колокол. Да это же настоящая тревога! У Ты от страха сжалось сердце. Нужно бежать, но куда?..
Улица дрогнула. В одно мгновение все смешалось. Покупатели бросились из магазинов, автомобили понеслись, оглашая воздух неистовыми гудками, велорикши беспорядочно заметались между тротуарами. Двери и окна магазинов закрывались щитами. Беспрестанно звонили велосипедисты, дробно стучали деревянные сандалии, слышались чьи-то испуганные крики. Тревога! Тревога! Люди бежали по улицам. Несколько женщин в полной растерянности метались на перекрестке, не в силах сообразить, куда бы им свернуть...
Со стороны Южных ворот подошел трамвай и остановился посреди улицы. Пассажиры столпились у выхода, мешая друг другу, загромождая дверь бесчисленными корзинами, коромыслами, плетенками...
Перепуганный Ты тоже бежал, не зная, куда и зачем он бежит. Сердце бешено колотилось. Непонятно откуда взявшийся страх, с которым он не в силах был бороться, сковал его. И чем дальше он бежал, тем сильнее становился страх. У него было такое чувство, будто сама смерть гонится за ним и вот-вот догонит его. Когда он оборачивался, то, насколько хватал глаз, видел толпы обезумевших людей.
Людской поток увлек Ты в боковую улицу. Он устал, ему трудно было дышать. Толпа постепенно редела. Ты замедлил бег, ему вдруг стало стыдно. Он поднял голову и посмотрел на небо. Оно было по-прежнему спокойно, солнце заливало полуденным зноем опустевшие улицы. Вой сирены смолк. Перестал звонить и колокол. В наступившей тишине слышен был лишь звон цикад да изредка раздавались далекие автомобильные гудки. Все двери и окна домов были наглухо закрыты. Ты поспешил под развесистое дерево у здания суда. Здесь, в просторном сквере, еще в прошлом году было вырыто несколько траншей. Под деревьями возле зигзагообразных канав толпились люди. Здесь тоже было тихо, никто не разговаривал. На противоположной стороне улицы перед тюремными воротами шагал часовой.
В этот полуденный час весь город погрузился в настороженную тишину. Только на деревьях неумолчно щебетали воробьи, словно посмеиваясь над людьми, да трещали цикады. Ты присел под дерево. Рядом молодая женщина кормила грудью ребенка. Несколько пожелтевших листьев сорвалось с дерева и бесшумно слетело в траву. Группа мальчишек — лоточники, продавцы мороженого, чистильщики обуви, которых всегда полно на любом перекрестке, — азартно играла в орла и решку.
Вдруг женщина, кормившая ребенка, побледнела и, прижав младенца к себе, торопливо соскользнула в траншею, на дно посыпались комья земли. Группа ребят спряталась под деревом, облепив его ствол. Ты тоже спрыгнул в канаву. Где-то в небе гудел самолет. Несколько голосов закричало:
— Вон! Вон!
Ты, прищурившись, посмотрел в ту сторону, откуда несся гул, и вдруг увидел их! Кто-то громко стал считать: два, три, четыре, семь, восемь... Маленькие светлые точки медленно плыли в голубом небе.
— Японские!
— Где, где?
Какой-то мужчина смотрел на самолеты в бинокль.
— Вон еще. Ясно, японские.
За первым звеном летело второе. Оно летело ниже, и теперь на крыльях были отчетливо видны красные круги. Все спустились в траншеи и оттуда продолжали с любопытством наблюдать за самолетами, пока те не скрылись из виду.
Ты возвратился домой в полном смятении. Комната показалась ему чужой. Он вышел на веранду, чтобы снять с веревки белье. Где-то возле Восточных ворот, на крыше трехэтажного здания гостиницы «Париж» и еще на каком-то высоком доме — кажется, это было кафе «Жозеф» — темнели фигурки французских солдат, разворачивающих в небо длинные стволы зениток. Внизу, на улице, слышались громкие голоса. Семья бухгалтера укладывала вещи, очевидно, они уезжали из города.
Вот-вот все полетит к чертям! Ты словно томило какое-то тревожное ожидание, ощущение страха и одновременно надежды. Что же все-таки будет? Неужели эти зенитки скоро заговорят? Неужели разлетится в пух и прах этот немыслимый мир, в котором становится невозможно существовать? Что принесет стране драка между французами и японцами? В голове Ты вертелись сотни вопросов, но ответа ни на один из них он не находил. И все-таки, несмотря на полнейшую неизвестность, у Ты теплилась робкая и совершенно, казалось бы, бессмысленная надежда.
Ты метался в своей комнатушке, как в клетке. Наконец он не выдержал, запер дверь и сбежал вниз. Он решил пойти к Тоану, нужно было с кем-то отвести душу.
Улицы походили на растревоженный улей. Снова потянулись вереницы беженцев. Часть магазинов торговала, но большинство были закрыты. Тележки, повозки, велорикши, нагруженные бесчисленными узлами, корзинами, свертками, запряженные быками телеги, на которых громоздился домашний скарб, — все это непрерывным потоком двигалось на автобусные стоянки, к железнодорожному вокзалу, к дорогам, идущим из города.
Исчезло обычное безразличие, в глазах у людей как бы прибавилось жизни. На трамвайной остановке Ты увидел сценку, которая так и просилась на
