Виктория Холт - Исповедь королевы
— Аксель! — воскликнула я. — Это невозможно!
Он засмеялся и сказал:
— Разве ты не можешь поверить своим собственным глазам?
— Но прийти сюда…! Ах, это же опасно! Ты должен немедленно уйти!
— Радушный прием, нечего сказать! — со смехом ответил он. Манера, в которой он обнимал меня, свидетельствовала о том, что у него не было намерения покидать меня.
Я могла только льнуть к нему и не думала в тот момент о том, что привело его сюда, как он пробрался ко мне — ни о чем, кроме того, что он был тут.
Я была ошеломлена. Человек не может легко перейти от глубины отчаяния к вершинам счастья, и я сказала ему об этом. Я плакала и смеялась. Мы были вместе и на время отгородились от целого мира печали и ужаса. Такова была сила нашей любви.
Позже я узнала о его фантастических приключениях. Он писал мне: «Я живу только для того, чтобы служить тебе». И он был искренен.
Он добыл фальшивый паспорт, на котором подделал подпись короля Швеции. Предполагалось, что обладатель этого паспорта едет с дипломатическим визитом в Лиссабон. Паспорт был изготовлен для его камердинера, который играл роль господина, имевшего миссию в Лиссабоне, в то время как сам Аксель изображал его слугу. Бумаги не слишком тщательно проверяли, и они без особых трудностей добрались до Парижа. В Париже он остановился у друга, готового рисковать, помогая ему.
— Как только стемнело, — сказал он, — я пришел во дворец. У меня еще остался ключ, и я нашел неохраняемую дверь. И вот я пришел к тебе.
— Ведь они знают, что это ты помог нам бежать. Это же безумие!
Да, это было безумие — божественное безумие! И я не могла не радоваться его приходу.
Аксель оставался со мной всю ночь и весь следующий день. Вечером того дня я попросила Луи прийти в мои апартаменты, сказав ему, что его желает видеть старый друг.
Когда Луи пришел, Аксель с нетерпением рассказал ему о плане, который он задумал для следующего побега.
— Мы должны учиться на ошибках прошлого! На этот раз все должно закончиться успешно! — сказал он.
Луи покачал головой.
— Это невозможно.
— Может быть, следует попытаться? — предложила я.
Но я заметила упрямое выражение на лице моего мужа.
— Мы можем поговорить откровенно, — сказал он. — Меня обвиняют в слабости и нерешительности, но, поскольку еще никто и никогда не был в моем положении, нельзя сказать, как бы они стали действовать на моем месте. Я упустил подходящий момент для того, чтобы уехать. Этот момент наступил еще раньше, чем мы попытались бежать. Вот тогда-то и надо было действовать. С тех пор я так и не нашел другого такого момента. Все покинули меня.
— Но только не граф де Ферсен! — напомнила я ему.
Он грустно улыбнулся.
— Это правда. И я никогда не забуду о том, что вы сделали для нас. Друг мой, вокруг дворца расположилась Национальная гвардия. Это будет безнадежная затея, и поскольку положение еще ухудшилось из-за нашей первой попытки, то новая попытка лишь еще больше осложнит его.
Однако Аксель был убежден, что мы можем добиться успеха. Тогда король объяснил наконец истинную причину, заставлявшую его отказываться от помощи, которую ему предлагали. Дело было в том, что он дал слово не пытаться бежать снова.
Я рассердилась, но Аксель сказал мне:
— Король — честный человек!
Честный — да. Но какой прок от честности, если он имел дело с нашими врагами?
Однако Аксель был уверен, что сможет убедить короля Швеции Густава прийти к нам на помощь. Он немедленно вернется в свою родную страну и будет работать там ради нас.
Мы расстались, и он ушел. Я чувствовала себя несчастной, простившись с ним, и все же его визит до такой степени стимулировал меня, что надежда вновь вернулась ко мне. Аксель никогда не перестанет работать ради нас. Когда я думала об этом, я была способна поверить, что когда-нибудь все будет хорошо.
Но как же преследовало нас несчастье! В Швецию Аксель прибыл без всяких осложнений. Он пробыл там совсем недолго, когда до нас дошло известие о смерти короля Густава.
Перед кончиной король думал о нас, потому что его последние слова были: «Моя смерть принесет радость якобинцам в Париже».
Как он был прав! А для нас закрылся еще один путь к спасению.
Теперь мы могли рассчитывать только на помощь Австрии и Пруссии.
Ко мне вернулась мадам Кампан. Мне было очень приятно видеть ее, ведь я всегда любила ее, и мне нравилось ее здравомыслие. Теперь я вспомнила, как предусмотрительна она была, когда не одобрила роскошную дорожную карету, которую Аксель с такой гордостью подготовил для нас.
Увидев меня, она была испугана. Я видела, что ее взгляд был прикован к моим волосам.
— Они стали седыми, мадам Кампан! — грустно сказала я.
— Но они все еще прекрасны, мадам! — ответила она.
Я показала ей перстень, в который вставила локон своих волос. Я собиралась послать его принцессе де Ламбаль, которой приказала отправиться в Лондон. Она уехала неохотно, и мне хотелось, чтобы она знала, как приятно мне думать, что она в безопасности. На кольце я велела сделать следующую надпись: «Они побелели от горя». Это должно было послужить ей предостережением, чтобы она не возвращалась. Ведь она писала мне, что не может вынести разлуку со мной и считает, что раз я подвергаюсь опасности, то и она тоже должна разделить ее со мной.
— Она всегда была немножко глуповата! Но в то же время это самая добрая и любящая душа. Я рада, что ее нет здесь, — сказала я мадам Кампан.
Мой брат Леопольд умер, и теперь императором стал его сын Франциск. Ему было двадцать четыре года, и я никогда по-настоящему не знала его. Он выказывал мало сочувствия моему бедственному положению. Он не поощрял тех эмигрантов, которые вели в его стране агитацию, направленную против французских революционеров, но и не изгонял их.
Отношения между Францией и Австрией стали напряженными, и наконец Луи убедили объявить войну. Для меня это было подобно кошмару. Я вспоминала, как старалась моя матушка благоприятствовать союзу Франции и Австрии — и вот теперь они были в состоянии войны.
Но это не испугало меня. Я все равно не могла стать еще более непопулярной, чем была. И если мои соотечественники победят французов, то первой их задачей станет реставрация монархии.
Я ликовала. Я писала Акселю:
«Дай-то Бог, чтобы наконец-то осуществилось возмездие за все те провокации, которые мы вытерпели от этой страны. Никогда я еще не гордилась так, как в этот момент, что родилась немкой!»
Возможно, я была глупа. По правде говоря, я уже давно забыла о том, что я немка. Я с трудом могла говорить на своем родном языке. Мой муж был француз, мои дети — тоже, и уже в течение многих лет я называла эту страну своей.
Однако сами французы отказывались принимать меня. Все, чего я хотела — это вернуть прежние времена. Я хотела, чтобы мне дали еще один шанс. Я получила горькие уроки, и теперь мне хватило бы ума применять их. Я хотела, чтобы меня оставили в покое, чтобы я могла воспитать из своего сына хорошего короля Франции. Это было все, чего я просила.
В Париж вернулась принцесса де Ламбаль. Обнимая ее, я одновременно бранила ее.
— Ты всегда была немного глупа! — сказала я ей.
— Да, я знаю, — ответила она.
Она рассмеялась, обняла меня и спросила, как, по моему мнению, она могла оставаться вдалеке от меня, когда она вынуждена была слушать все эти ужасные рассказы о том, что происходило в Париже.
Снова наступил июнь. Прошел год с тех пор, как мы попытались бежать. Эти летние недели были неделями опасности. Люди постоянно собирались на улицах и в Пале-Рояле. В такое время было легче распространять призывы к бунту.
Казалось, предпринимались все возможные усилия, чтобы унизить короля. Его попросили санкционировать два декрета, которые предписывали выслать священников и образовать лагерь на двадцать тысяч человек вблизи Парижа. Луи, конечно, уступил бы, но я настояла, чтобы он наложил вето. Это привело революционеров в ярость, и впоследствии мне пришлось пожалеть об этом. Все же я не могла не осуждать слабость моего мужа.
Народ дал мне новое имя: мадам Вето. Они припомнили, что я австрийка. А ведь теперь они воевали с Австрией. Члены Национальной Ассамблеи теперь считали, что не победят своих врагов за границей до тех пор, пока не разделаются с врагами у себя дома. Я, а не король, была их врагом.
Верньо, один из их вождей, громогласно заявлял, предостерегая Ассамблею:
— Оттуда, откуда я говорю, мне видно то место, где вероломные советчики сбивают с пути и вводят в заблуждение короля, давшего нам конституцию… Я вижу окна дворца, в котором они замышляют контрреволюцию, в котором они выдумывают способы вернуть нас обратно к рабству. Пусть же те, кто живет в вышеупомянутом дворце, осознают, что наша конституция гарантирует неприкосновенность одному лишь королю! Пусть они знают, что наши законы будут действовать там без каких-либо различий среди виновных и что ни одна голова, если виновность ее обладателя доказана, не может надеяться избежать топора палача!
