Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
– …Поутру, как вы только выступили, у казаков артиллерию захватили, и вон, слышишь: по нам же из неё лупят! – махнул полковник в сторону окна.
– Дайте нам хотя бы сотню, чтобы помочь прорваться и вынести раненых! – умоляюще попросил Роман.
– Не могу, подпоручик! Не могу! – Сказав это, Грамотов встал из-за стола, как бы давая знать младшему офицеру, что разговор окончен.
– Так что же передать командиру полка? – медленно закипая, спросил подпоручик.
– Если вы собираетесь вернуться, подпоручик, что весьма похвально, то передайте прорываться своими силами! Обозы разрешаю оставить! Могу дать письменное распоряжение!
– Раненых нам тоже партизанам на закуску оставить? – зло бросил Федорахин.
– Если можете – выносите! Тогда у вас ещё меньше шансов! – не глядя Роману в глаза, сказал Грамотов.
– Вы подлец, полковник! – И с этими словами Роман плюнул в лицо комбрига.
– Ты что?! – вскочил один из штабных офицеров, хватаясь за кобуру.
– Оставьте его, капитан! Он прав! Мы все подлецы в этой грязной проклятой войне! – угрюмо вытирая плевок, проговорил Грамотов. – Лучше прикажите седлать коней! Как бы нам самим не стать закуской для партизан…
Но Роман уже не расслышал последних слов полковника. Выскочив из штаба, он прямо с крыльца прыгнул в седло своей низкорослой лошадки и поскакал обратно, к погибающему в окружении полку. Приближаясь к проходу между сопок, Федорахин на мгновение остановился, помня о пулемёте противника. Но искать сейчас другой дороги не было времени и, пришпорив коня, он устремился вперёд. Опять ударила пулемётная очередь, обожгло левый бок. Пули, видимо, прошли впритирку, содрав кожу, но не задев мышцы. Но гимнастёрка слева намокла. Вторая пулемётная очередь – и лошадь, протяжно заржав, как бы прощаясь со своим всадником, стала заваливаться. Федорахин заученно выдернул ногу из стремени, сделал сальто и плюхнулся в заросли. Немного полежав, пополз, затем поднялся и сделал перебежку. Упал. Ещё бросок вперёд. Так, пригибаясь и петляя между деревьями, он добрался до места, где занял оборону несчастный полк.
Подойдя к санитарной повозке, он увидел тело неподвижно лежавшего Кряжева.
– Живой? – спросил у дежурившего санитара.
– Живой, но без сознания. Недавно о вас справлялись, да снова в беспамятство ушли, – пояснил санитар.
Адъютант тряхнул слегка своего командира за плечо. Тот медленно открыл глаза и узнал Федорахина – во взгляде читался немой вопрос. Подполковник берёг последние силы, чтобы услышать ответ комбрига. Роман коротко рассказал о разговоре с Грамотовым. Глаза Кряжева заблестели, гневная вспышка вырвала его на мгновения из морока угасания. Он вскочил с повозки, рванул из кобуры наган:
– Гадина! Подлец Грамотов… пристрелю суку!
И снова потеряв сознание, повалился на руки подоспевших санитаров.
– Срочно соберите всех оставшихся в живых офицеров! – приказал подпоручик.
Вскоре среди собравшихся унтеров Федорахин узнал несколько своих друзей: возвышался Шевчук с перевязанной головой, Книжник, Валинуров…
– Нет офицеров! Все перебиты! Они же специально по командирам целятся, по погонам узнают. А нам уж раз пять предлагали сдаваться! – сказал один из пришедших.
– Сдайся, так они из тебя колбасы понаделают! – ответил другой.
До Романа доходили слухи о жестокости забайкальских партизан, один страшнее другого.
– Где Коломиец? – обратился Федорахин к друзьям.
– Там! Оборону с Евстигнеевым держат! – махнул Шевчук в сторону пологой сопки.
– Позвать всех оставшихся в живых унтеров сюда! – жёстко и твёрдо потребовал Роман.
В эту минуту он понял, что именно от него сейчас зависят жизни оставшихся в живых людей. Решение надо принимать незамедлительно и ошибиться нельзя. Он быстро окинул взглядом окружающие сопки. Оттуда донеслось:
– Эй, белопогонники! Сдавайтесь! Вы окружены! Ваши обходные группы захвачены, частью перебиты! Только что наши заняли Шелопугинскую! Ваши командиры бросили вас! Иначе подтянем артиллерию – и вам конец!
В этот момент подтянулись все уцелевшие унтер-офицеры. Оценив обстановку, подпоручик мгновенно принял решение. А точнее к нему пришла неожиданная, дерзкая, рисковая мысль!
– Сейчас пойдём на прорыв! Помощи нам не будет, так же, как и пощады для сдавшихся в плен! Коломиец! Стёпа! Бери всех здоровых людей, оставшиеся пулемёты – и вперёд на ту пологую сопку. Ты её лучше всех должен знать, раз держал там оборону! Будем там брешь прорубать!
Коломиец приступил к исполнению.
Здоровых бойцов со всего полка набралось около сотни. Остальные, так или иначе, были обозниками, ранеными – кто легко, кто тяжелее. Тяжелораненых было около тридцати человек. Роман приказал санитарам всех их распределять по подводам. И Книжник, и Валинуров – все хотели идти с Коломийцем, но Роман их остановил. Когда Коломиец увёл сведённых в роту людей на прорыв, Федорахин, отозвав в сторону Евстигнеева, самого лучшего стрелка, и Валинурова, сказал:
– Федя! Помнишь реку Емуртлу? Так вот, сейчас тоже нужно во что бы то ни стало уничтожить пулемёт противника, закрывший нам выход из этой ловушки у двух сопок. Иначе мы ни раненых не спасём, ни сами не спасёмся! Красные все силы и внимание сосредоточат на Коломийце. После уничтожения вами этой огневой точки я отдам ему приказ отходить вслед за обозами с ранеными, которые свободно пройдут между сопками!
– А если они не станут клевать на Степана? – спросил Фарид.
– Другого выбора у нас все равно нет! Как только я выстрелю вверх – вперёд на пулемёт! Выполняй!
И Евстигнеев с Валинуровым исчезли в кустах.
Суетившийся вместе с Книжником Шевчук тоже рвался в бой.
– Помогай Аристарху, ему приказано вывести раненых, один он не справится! По моей команде «Вперёд!» выходите в коридор между сопок – и на Нерчинский завод. Там японцы!
Хохол хотел спросить о Коломийце, но Роман резко оборвал его на полуслове:
– Не твоя забота! Выполнять! Я не о себе пекусь!
Подводы были готовы. А с той стороны, куда ушёл отряд Коломийца, послышалась трескотня пулемётов, взрывы гранат и лихорадочная стрельба. Федорахин поднял вверх руку с пистолетом и выстрелил, одновременно скомандовав обозам начать движение. Тем временем Евстигнеев с Валинуровым бросились к красным пулемётчикам, закрывавшим проход между сопок. Пулемётчики, прислушиваясь к усилившемуся бою на дальней пологой сопке, не сразу заметили грозившую им опасность. А заметив, стали лихорадочно поворачивать пулемёт на приближающийся треск в кустах. Вскоре они начали обстреливать окрестности короткими очередями. Евстигнеев, привлекая к себе внимание, вступил с ними в перестрелку, мешая сосредоточиться. Он практически не давал им высунуться, бил по любой неосторожно высунувшейся ноге или руке. Валинуров же как снег на голову оказался перед ними с двумя гранатами. И не раздумывая бросил их одну за другой, но, видимо, не рассчитал складки местности и расстояние. Упал сам, а осколками ему больно резануло ноги. Всё же собрав силы, он крикнул Евстигнееву: «Всё
