Тысяча кораблей - Натали Хейнс
Но не успели эти слова слететь с ее губ, как царица догадалась. Она поняла, что Антенор изменил родине. Давая троянцам разумный совет обсудить с греками условия выдачи Елены, жрец думал не о благе города, а о собственной выгоде.
Девушка пожала плечами:
— Не знаю. Я только видела, как греки прошли мимо их дома. К двери была прибита леопардовая шкура. Греки увидели ее и побежали с мечами и факелами к следующему дому. Это был условный знак. — Она умолкла. Следующий дом находился по соседству с ее собственным.
Гекаба хмыкнула. Двуличные предатели, друзья своих врагов, враги своих друзей! Однако, уже открыв рот, чтобы выразить презрение к вероломству, она задумалась. Конечно, Антенор поступил низко, но нельзя отрицать, что он добился лучшей участи для своих женщин, чем Приам. Феано и Крино свободны, Гекаба и ее дочери — рабыни.
Царица заметила, что к разговору прислушивается Андромаха, жена ее сына Гектора (вдова Гектора, опять мысленно поправила себя Гекаба). Впрочем, молодая женщина промолчала. Она не произнесла ни слова со вчерашнего дня, когда греческие воины вывели ее из города, то и дело пихая, хватая за груди и смеясь, а потом втолкнули в круг троянок. Андромаха, крепко державшая на руках младенца, упала на колени. Она не заметила, как у нее начала кровоточить лодыжка, оцарапанная об острый край камня. Гекаба свирепо уставилась на мужчин, и один из них сделал знак против дурного глаза. Царица фыркнула. Чтобы выбраться из бездонного моря скорбей, которого она им всем желала, магического жеста недостаточно.
Гекаба гадала, занята ли Андромаха, подобно ей, мысленным перебиранием имен. Креуса погибла или сумела сбежать. Но Феано, Крино — их имена добавятся к тем, которые Гекаба проклинала каждое утро, просыпаясь, и каждый вечер, отходя ко сну. Царица была не настолько глупа, чтобы надеяться самой поквитаться со всеми предателями, убийцами и нечестивцами, которые содействовали падению Трои. Но она хотела, чтобы боги помнили о них. Высшие силы покарают клятвопреступников. Это все, чего ей остается желать.
Гекаба была бы поражена, узнай она, что ее невестка предается прямо противоположным мыслям. Креуса, Феано, Крино — по крайней мере три троянки обрели свободу, живые или мертвые. Андромаха молча радовалась за каждую из них. Куда бы ни упал ее взгляд, вдова Гектора всюду видела женщин в том же положении, что и она сама: попавших в рабство, ставших собственностью солдат и головорезов. Но те трое не принадлежали никому.
С внезапным криком проснулась Поликсена. Никто не упрекнул ее, хотя греческие воины, которым было поручено охранять женщин, покосились на девушку с раздражением. Теперь всем пленницам снились кошмары. Гекаба наблюдала, как дыхание дочери снова восстановилось, когда та сообразила, где находится. Кошмар продолжался и наяву, но не столь ужасный, чем виденный Поликсеной во сне. Девушка тихо застонала, приподнимаясь с колен матери.
— Мне без конца снится, что Троя до сих пор сопротивляется.
Гекаба кивнула. Она уже знала, что самые страшные сны — не те, где обрушиваются пылающие стены, тебя преследуют вооруженные люди или у тебя на глазах умирают близкие. Ужаснее всего те сновидения, в которых твой муж еще жив, сын по-прежнему улыбается, а дочь готовится к свадьбе.
— Когда ты поняла, что Троя падет? — спросила Поликсена.
Мать на мгновение задумалась.
— Нам с твоим отцом стало ясно, что этого не миновать, когда погибла амазонка, — сказала она. — Мы и раньше догадывались, но в день смерти амазонки убедились окончательно.
Глава 7
Пенфесилея
Они были так похожи, эти девочки-амазонки, что с гибелью Ипполиты Пенфесилея потеряла не просто сестру — она будто лишилась собственного отражения. Ибо, сколько Пенфесилея себя помнила, ей достаточно было взглянуть на ту, что рядом, и понять, как выглядит она сама: каждая складка кожи, каждая черточка, почти каждый шрам у самого дорогого ей существа были точно такими же, как у нее. И когда Ипполита упала — грудь ей пронзила стрела, лицо исказилось от боли, — Пенфесилея осознала, что утратила не только сестру, но и самое себя.
Они с рождения были привычны к оружию. Задолго до того, как Пенфесилея стала ходить, Ипполита учила ее швыряться камнями в залах материнского дворца. По мере взросления сестер орудия становились все острее: деревянные мечи и копья вскоре заменили настоящими. И Пенфесилея упивалась такой жизнью. Они обе упивались. Что за наслаждение — быть молодыми и сильными! Девушки часами скакали по предгорьям на почти одинаковых лошадях — сначала легкой рысью, потом медленным, а под конец резвым галопом; волосы, чтобы не развевались, были заплетены в тугие косы и убраны под яркие кожаные шлемы. Сестры спешивались на лесных опушках, бросали лошадей и носились, пока не падали бездыханными на землю, не в силах даже стонать от рези в легких. Они валялись среди сосновых шишек и разглядывали небо, видневшееся между верхушками деревьев, зная, что счастливее нет никого на свете.
А их излюбленные игры! Они бегом взбирались по склону холма, собирали белые камешки или брошенные птичьи гнезда, а потом возвращались к подножию, чтобы пополнить груды лесных сокровищ, и каждая с завистью взирала на растущие запасы другой, изумляясь быстроте и силе сестры. Испытания на скорость Ипполита неизменно выигрывала. Девушки становились рядом на открытом пространстве и командовали самим себе: «Приготовились, внимание, вперед!» Пенфесилея вставляла стрелу в лук и запускала ее вверх по изящной дуге. В тот же миг Ипполита срывалась с места, дивясь собственному умению бежать с такой скоростью, что к тому времени, когда стрела начинала клониться к земле, она уже готовилась поймать ее рукой. Ипполита ни разу не сплоховала, до самого последнего дня.
И вот Пенфесилея потеряла сестру, которая была ей дороже жизни. Мало того, она сама и убила Ипполиту. Несчастный случай, говорили окружающие, пытаясь утешить девушку. Как будто непредвиденность могла служить утешением! А поскольку Пенфесилея потеряла самое дорогое в жизни не просто потеряла, но погубила своими руками, — а жить дальше без Ипполиты не хотела, амазонка решила умереть.
Однако просто покончить с собой было недостаточно. За ужасное преступление, которое совершила Пенфесилея, она могла искать лишь одной смерти — в бою. В каком именно бою, особенного
