Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Варвара восторженно узнавала, как будет происходить крещение. В рубашках или голыми? Или в лифчике можно? Не пробовавшие заграницу молча решили, что будут креститься в ночных рубашках.
Девушки немножко искоса посматривали на Варвару, а она немножко фанфаронила с отвычки видеть свой народ. Но потом к ручке отца Никодима подошла.
А вторым пришлым был дипломант сельско-хозяйственной академии. Мама у него была сотрудником исторической библиотеки. С ним познакомил Василису старший брат. Дипломанта послали на практику на свиноферму в Калужскую область. Он отличался тем, что геройствовал на ниве вероисповедания: храбро входил во все знаковые рестораны Москвы и храбро знакомился со шведами на предмет притеснений православных в советском государстве, обещая предоставить доказательства притеснений, если вам это интересно и если вы действительно из свободных стран – передайте в своих странах в газеты этот материал.
Больше его не приглашали, потому что старший брат сказал в семейном кругу: «Он получит десять лет. А потом с тем же рвением ему захочется получить 10 тысяч. Лучше держаться от него подальше. Да, я сожалею, что приглашал его, но теперь я беру свои слова обратно».
4. Увольнение отца Никодима
В церкви святителя Николая в Старом Ваганькове отец Никодим пробыл недолго. Он опять стал объяснять чадам своим, какой оригинальный выход он придумал из Никонианской ловушки. Он сказал им:
– Одни хотели по-старому, а другие требовали проводить службу по-новому. Там, в 17 веке. Нам не надо сейчас доискиваться, кто прав, а кто виноват, как делали два века после них. Внимание! Мы будем отправлять службы по старым книгам, по которым не было еще разделения народа. Это значит, что мы все теперь вместе и ничто нас не разделяет.
После его обращения в приходе осталось тринадцать человек. Он принес им решение столетие мучившего вопроса, а никто не захотел его слушать. Его опять уволили. Но он опять не дался. Воспользовавшись своими знакомствами, что делал впрок, даже предполагая отчасти, что его оригинальную доктрину не примут, он поехал за границу по связям РПЦ с заграницей. Был такой отдел. Ему удалось получить на это визу. Василиса поехала с ним.
За границей он нашел себя: у него оказалось много серьезных знакомств, и никто из знакомых не отказал ему в ночлеге. Ни один из его пунктов не был опротестован. И Василиса подумала, что дело это стоящее и серьезное – ездить за границу. Но нужно решить два вопроса. Первый: где взять деньги? И она их нашла. А второй: какую цель выдвинуть ей за границей, как филологу и радетельнице русской культуры?
По первому вопросу она пригласила некоего саратовского мужичка, который сумел сбить ящик для вертепа, а также сумел вести в вертепе мужскую партию. Женскую она выучила сама и пригласила его поехать в Германию. Раз там не умерло такое явление, как площадной театр, и милиция за ним не гоняется, то должно всё получиться. И получилось-таки!
Василиса была счастлива, что половина замыслов сделана. Но недоумевала, почему в её стране все знают о том, что эмиграция – это философский пароход, Берлин, Париж, интеллигенция. Это да, это да. А где же низовая, кондовая культура фольклора и религиозных отправлений? Она же никуда не делась. Значит, её надо искать.
В советском государстве это запрещалось, а если в Европе не запрещалось, значит, они – единственные, кто наследовал низовую патриархальную культуру. Но где? Она объездила многие страны со своим мужем, прося его менять маршрут, хотя он был склонен не менять маршруты: что не подвело – пусть и дальше работает, а в новом месте могут быть неожиданности, зачем на них нарываться? А её распирало. Она хотела найти свое место в изучении русской культуры, которая пропала из-за негативного отношения государства к религии.
Пропала в метрополии, но не пропала здесь, она это чувствует кожей. Надо найти Атлантиду, и пересылать в Россию. Потому что она не знает, будет ли она с ним жить – не будет, будут ли у них деньги или не будут, но она точно знает, что она должна за двадцать лет всё записать и переслать. Эти бабки умрут. Медлить нельзя. РПЦ и РПЦ за границей могут объединиться, и тогда будут посылать только начальников и телеграммы выполнить реляции. Ходоки уже не нужны будут, как мой муж с его бескровным обходом Никона. Я еще не знаю, какая это страна. Муж – буржуа, а я аскет, религиозный фанатик. Я хочу выполнить эту задачу, раз это ниспослано мне Богом. Я должна выполнить его завет, который я чувствую в своем сердце.
И вдруг в какой-то Румынии всё предстало перед ней: бабки, поющие на клиросе, тексты, идущие аж с XVII века. И ей за хотелось стоять, плакать, петь и впитывать, впитывать.
По приезде в Москву их накрыла вторая волна религиозного чуда: была разрешена детская воскресная школа. Они отдали туда дочку в надежде, что её выучат светским наукам и хотя бы привьют вкус к религиозной исповеди. Но ничего не оправдалось. Она не знала ни одного человека, кто с ней занимался, не знала их биографий, да, занята была делом. Может быть, из-за этого потеряла дочку и мужа. Зато свекровь пришла к своему бывшему мужу и сказала:
– Так, любезный алкоголик. Свою шалаву-алкоголичку – вон.
– А я плохо себя чувствую, она мне помогает по хозяйству.
– А я это знаю. И потому я здесь.
– Но я же плохо себя чувствую.
– Я тебе помогать буду.
– Но ты же не выдержишь. Ты же сто раз говорила, что со мной жить не будешь.
– Я выдержу. И твою болезнь выдержу, и твои похороны.
– Откуда такие милости у моей жены? Я что-то не понимаю.
– Пить надо было меньше, тогда бы больше понимал. А теперь я тебе скажу, что происходит. Вот ты пил – теперь у сына характер – дрянцо. И смазлив, и строен, и гардемарин. А не выдерживает. Характера не хватает. Удача не дается ему. Из-за тебя, пьющий ирод!
– Чего ты несешь? Почему все грехи на меня сваливаешь? Я не виноват в ваших отношениях. Я туда не суюсь.
– Я не закончила. Буду ухаживать, похороню. Но недаром. Я не такая дурочка, как была в юности, чтоб на свою шею пьяного ирода сажать. Ты подпишешь свою квартиру внучке. Она сейчас в прорыве.
– А почему в прорыве? Я
