Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Но Василиса побежала домой возмущенная, стала высматривать каждый приход хористки. И как та встанет и как поет, и как смотрит на её законного мужа, когда он полностью отдан работе и думает только о Боге. Что она творит! Она руладами своего голоса возвращает его взгляд к себе, отвращая от икон! Что она творит! Моя месть будет ей и ему, раз он потворствует ей. Они оба не слушают службу, а слышат только друг друга! Я это так не оставлю! Я это разобью всё вдребезги! Это несерьезно с вертихвосткой из Гнесинки связываться! Семья – это навсегда! На всю жизнь! Как он этого не понимает?
А потом она решила позвонить его матери. Приехала свекровь и стала уговаривать обоих, стала спрашивать, а муж ничего сказать не может – так арии вертихвостки его зацепили.
– Ты рукоположен! Добился! Теперь тебе надо добиться протоиерея! Расти дальше, а не на вертихвостку смотри! Мало ли какая мадам сладкоголосая, что ж теперь? Ты – мужчина! Призови свою волю!
А Василисе она сказала:
– И не вздумай ему потакать. Он в отца. Слабохарактерный, впечатлительный. А долг женщины – всё это в семье удерживать, а не потакать. И вообще: вы давали обет Богу? Давали обет жить вместе навсегда?
Муж ничего не ответил и уехал в свой Вятский приход.
– Ничего, – сказала мать, – одумается. Не в первый раз. А ты сиди тут и не дергайся. О ребенке думай больше. Ничего. Спесь спадет – вернется.
Но отец Никодим (а был когда-то Васей) вернулся из Вятского прихода по другой причине: его уволили.
Надо же! И попов увольняют! Вернулся в Москву и занялся странным делом, не без пикантности. Тогда на кассетные магнитофоны мода пошла. И он смикитил: есть еще спрос на сербские песнопения. Мы, начиная с Никона, немножко не то поем. А вот их никто не переделывал с того самого дня, когда их крестили. Так вот. Если мы хотим слушать истинную православную музыку – сербские песнопения надо слушать. И у него хорошо пошло.
Он занял комнату безумной тетки, которая умерла, и там устроил себе лабораторию. Василиса осталась в своей комнате, а в материной ребенок стал жить. Братцу же пришлось выехать к жене своей, где он, еще дочитывая Гегеля с Шопенгауэром, наделал аж три аборта жене, а потом настрогал пятерых детей подряд. Не знаю, как выдерживают русские женщины такие перепады в мозгах мужчины и в своем организме.
Брат запросился опять в квартиру. Столько детей – где ж ему жить? Пусть ему выделят половину. Жена не может спокойно сидеть в туалете. Она сядет, откроет дверь и кричит: – Вот! Смотрите! Мне негде жить!
Правда началась перестройка, и немцы захотели, очень захотели, чтобы о православии в Гейдельбергском университете рассказали сами русские. И многие бы хотели за дойче марке съездить. Но взяли только брата. Потому что он один знал немецкий язык.
Его спросили:
– Можешь им в совершенстве объяснить?
Он говорит:
– Пожалуйста! Я им всё про русскую философию расскажу по-немецки.
Так к Германии приплюсовалась ещё трехкомнатная квартира, раз у него негде жить. Как съездил – так и дали.
А он опять приходит к сестре и говорит:
– Неправильно разделили. Половина квартиры – мне!
Но Василиса ему ничего не выделила.
– Да, неправильно разделили. Когда делили, я была одна. А сейчас нас трое. И ничего переделывать я не буду. Обижайся– не обижайся, а переделывать не буду. Комната мне, комната Никодиму, комната ребенку. Видишь?
– У жены живот на нос лезет. Я буду жаловаться.
– Ну жалуйся!
3. Отец Никодим
Уволенному в Вятке и занимающемуся коммерцией попу, мужу Василисы, патриархия прислала приглашение на собеседование и поговорила с ним о его взглядах, планах, семейной жизни. И пообещала ему, раз он с московской пропиской и женат, рассмотреть его кандидатуру в качестве священника в столице.
– Что это вы, милостивый государь, своими обязанностями манкируете? – любезно сказал архипастырь, секретарь патриархии.
– Так ведь уволили же.
– Да, но время-то какое было. А сейчас властям, как никогда, сказать нечего, и они просят церковь выступить. А мы – в годах. Молодым слово-то сказать надо, а не нам. Не робея и не стесняясь, идти к народу, к интеллигенции. Воцерковлять. Идите и дерзайте!
– Я что! Я – пожалуйста, я даже «за». Дадите место – я – пожалуйста.
– И место дам. И хорошее место дам. И бойкое, и туристическое. Конфетка. Только разговаривай с иностранцами. Дерзай и не думай! Народу нужно Божье слово. Не теряй времени. Даю тебе церковь Святителя Николая. Пусть заморский люд от простого попа знает, как наша церковь живет. А что ты спорил с никонианцами – это мы с тобой после разберем.
Для отца Никодима настали новые времена. А что? У храма Святителя Николая в Старом Ваганькове вид богатый. Это рядом с Музеем Пушкина, то есть музеем Владимира Ивановича Цветаева. Подходи, иностранец, общайся! Сами видите – зажимают у нас церковь или представляют ей возможности. Гляди, как русская православная церковь себя ощущает.
На радостях от такого назначения плюс праздник какой-то был, наверное, Пасха, и в обществе был подъем, Василиса с супругом решила пригласить всех своих знакомых. И еще как бы в миру, но уже сказать собравшимся проповедь. А в обществе, даже обществе интеллектуалов, такой настрой был: всех встретим, всех покрестим и заживем в ладу с Богом. Виделось – заживет многострадальная Россия, наконец, непротиворечиво, нескандально. Всегдашняя в России жажда веры в чудеса. И в научных кругах тоже. Веру все восприняли как новое в жизни. Особенно молодежь воцерковление человека восприняла как новую категорию, ни разу не слышанную. Оказывается – родиться, воспитаться родителями, образоваться в институте – еще не все. Оказывается, есть большая категориальная сущность – воцерковление человека.
Предчувствуя это, всех пригласили, и все ждали особой минуты. Отец Никодим встал и как православный священник еще раз на «ура» растолковал эту категорию. А потом просил записываться на исповедь и воцерковление в его приходской церкви Святителя Николая, что у Цветаевского музея. Тогда многие интеллектуальные учреждения массово воцерковлялись, с большим восторгом.
В данной встрече всё было немножко скромнее. Основу приехавших составлял семинар по древнерусской литературе в университете, где гостем присутствовала небезызвестная Варвара, которая удачно вышла
