Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
Когда старший унтер-офицер подбежал к скатившемуся с вала Фёдору, тот уже не дышал. Похоронили его, кое-как выдолбив неглубокую могилу возле железнодорожного полотна…
В это же время плачущий Березняков-старший с вытирающей слёзы Августиной и с грустным Книжником отправились к чешскому эшелону за врачом. Осталось неизвестным, как они уговорили врача-чеха, что помогло: небольшая ли плата, золотые серьги, слёзы красивой девушки или, быть может, опять магические слова Анциферова на чешском языке. Но доктор пришёл и, осмотрев рану Березнякова, сказал Книжнику, что раненого, которому нужна срочная операция, он может вылечить, только взяв в чешский эшелон. И вскоре все трое, бережно, подняв Березнякова-младшего, унесли его к чешскому поезду. Обратно вернулся один Книжник и доложил Кряжеву, что чехи всех троих, включая раненого, взяли к себе в теплушку. Роман, находясь в прострации, никого и ничего не слышал…
А уже на следующий день колонна остатков армии Колчака двинулась дальше. Уже под Иркутском, который опять попытались взять с налёту, но из-за ультиматума чехов не вышло, Кряжев пристегнул к полушубку Романа погоны подпрапорщика.
– Сам командир дивизии Смолин написал приказ о твоём производстве в подпрапорщики. За бой у станции Зима! И прошу тебя, напиши всё о себе: где и сколько учился, где служил…и так далее. Таков приказ командующего армией! На тебя написано представление к награде за твои боевые дела. Так что большое тебе спасибо не только от всего батальона, но и от меня лично!
И Семен Тимофевич горячо пожал руку новоиспеченному подпрапорщику.
Роман что-то вяло ответил. Его уже не радовало ни представление к высокой награде, ни производство по чину, ни то, что теперь он окончательно стал своим для белого воинства. Всё застила гибель самого близкого друга детства. А вскоре он не уберёгся и заболел тифом. На фоне глубокого переживания потери это было неудивительно… Роман не помнил и толком не понимал, как его практически на руках пронесли остаток пути до Байкала Коломиец и Шевчук. Как его бережно в кошовке переправили на противоположный берег Байкала, где их встретили последние союзники – японцы. Не знал, как его, находящегося в бессознательном состоянии, погрузили в санитарный эшелон, специально высланный атаманом Григорием Семёновым для спасения раненых и больных каппелевцев. Очнулся он только в марте в Читинском госпитале, когда весна 1920 года уже вступила в свои права.
Глава 9
В алапаевских лесах
Подпоручик Василий Толмачёв терпеливо нёс тяжёлый крест поражения. После того как он выбрался со станции Новониколаевска и побрёл на восток, прошло три недели. Днём он шёл вместе с беженцами и солдатами Колчаковской армии, которые возвращались к себе домой в сибирские города и сёла, и назывался мобилизованным солдатом, которому после сдачи в плен разрешено вернуться домой. А к вечеру Василий останавливался и ночевал в какой-нибудь деревушке. Но на одной из ночёвок деревню неожиданно заняла регулярная часть Красной армии, также стремящаяся на восток, преследуя отступающие подразделения белых. Узнав о присутствии в деревне беженцев и бывших солдат противника, красные начали обыски и проверку документов. Стоит ли говорить, что у Василия в отличие от других солдат не нашлось никакой справки ни об увольнении со службы, ни о том, что он прошёл проверку и отпущен домой. Ко всему прочему, при обыске у него нашли погоны подпоручика и медаль с надписью «За Храбрость». При таком раскладе его тотчас же арестовали и привели на окраину деревни к крайней избе, где расположился особый отдел части. Туда же кроме Василия привели ещё пятерых таких же бедолаг.
Начальник особого отдела реквизировал у кого-то из крестьян сани с тощей лошадкой и нанял их же владельца, чтобы довести арестованных до Красноярска. Возницу припахали под гарантию, что после выполнения работы лошадь и сани опять перейдут в его собственность, и процессия чинно двинулась в путь. Для охраны арестованных особист выделил трёх конных красноармейцев. И вот, по зимнику, задержанных колчаковцев повезли в Красноярск для проверки и установления их личностей…
К полудню, когда до города оставалось совсем немного, Толмачёв увидел расщеплённую ель. Это место он запомнил тем, что поодаль, за кустами находился глубокий и далеко тянущийся овраг. Мысли его заработали, как быстро вращающиеся шестеренки. Надо использовать шанс! Василий обратился к охране с просьбой оправиться.
– А ты в штаны оправляйся! – засмеялся один из красноармейцев.
– Ладно, Григорий, будя! Отведи его с дороги в кусты! – приказал старший.
– Давай! Только пошустрей! – подъехал и махнул рукой в строну придорожных кустов тот, кого назвали Григорием.
Толмачёв встал с саней и, разминая ноги, медленно пошёл к заснеженной обочине. Сани и конвоиры медленно двинулись дальше.
– Догонишь! – крикнул старший.
Василий, сделав два шага от дороги, расстегнул штаны и стал присаживаться.
– Ты что?! – морщась и отворачиваясь, зарычал Григорий.
– Так я это…
– Отойди вон туда, подальше, чтобы не воняло! Ещё я тут не нюхал! – грубо ругаясь, приказал Василию конвоир. – А ещё сказали, что офицер! Вонючка!
Подпоручик углубился в густо росший молодняк. Какое спасение, что таёжные царицы – ели, сосны, пихты – не сбрасывают с себя зелёное одеяние… Но нельзя терять ни секунды! Вот уже крутой уклон, а внизу овраг, по дну которого протекал замёрзший на зиму ручей. Эх, будь что будет! И Василий прыгнул вниз. На дне оврага его ноги вошли выше колена в снег. Сквозь густоту молодняка, перемежающегося с могучими мохнатыми елями, он начал с мощной неудержимой жаждой свободы пробираться по оврагу. Тем временем отвернувшийся охранник, подождав, недовольно буркнул:
– Скоро ты там?!
Снег, смягчивший прыжок Василия, видимо, хорошо его заглушил, и охранник ничего не заподозрил.
– Да где ты?! За уши, что ли, вытаскивать! – снова громко крикнул Григорий.
Не услышав ответа, он нехотя слез с коня, привязал его к небольшому деревцу и пошёл в тайгу, предварительно сняв карабин. В густоте зарослей он тщетно старался рассмотреть следы офицера, но, дойдя до крутого склона оврага, он посмотрел вниз и всё понял. Выйдя на зимняк, Григорий выстрелил, подняв тревогу. Отъехавшие порядком сани вместе с конвоем вернулись обратно. Спешившийся старший, вместе с Григорием, подошел к таёжному обрыву.
– Эх, как же ты это… сплоховал-то, Григорий? – спросил командир.
– Кабы знал, так лучше бы застрелил эту каналью!
– Ну, ладно, что теперь делать… Утёк! – сказал старший, махнув рукой. – Не вдвоём же нам за ним гнаться? А с теми пятью один охранник останется?! Так у них и руки-то не связаны!
