Над Нейвой рекою идем эскадроном - Олег Анатольевич Немытов
«Тоже мне, ведь слизняк слизняком, а туда же! Любовь у него. Неужели надо быть вот таким, чтобы тебя так любили?!»
Он долго-долго стоял, прислонившись к дереву. А когда вернулся к костру, там уже была тишина. Подбросив в огонь дров, Федорахин, ещё поворочавшись и повздыхав, тоже уснул…
Через несколько дней колонна была неожиданно остановлена. Авангард белых под станцией Зима был встречен огнём. Это были новые повстанцы, теперь уже из Иркутска, руководимые так называемым Иркутским политцентром, состоявшим из большевиков, меньшевиков и эсеров. Объединившись с красными партизанами, они в очередной раз попытались остановить остатки уцелевших армий колчаковцев. И надо было отдать им должное: войска политцентра хорошо подготовились к встрече противника. Вырытые окопы и траншеи в полный профиль были сооружены на большом снежном валу, к тому же с фронтальной стороны были облиты водой и представляли собой сплошную ледяную катушку. И именно эту преграду было решено взять атакой с фронта и с небольшим охватом флангов. И это при том, что чехи поддерживали нейтралитет…
Батальону Кряжева достался участок со стороны тайги, где кустарник, перемежающийся с деревьями, подходил к укреплению противника. Красные всё же успели кое-где вырубить ели и время от времени постреливали короткими очередями по подозрительным кустам.
– Не жалеют патроны! Видимо, их в достатке, – заключил Роман.
– Да… Сколько ещё наших здесь ляжет, – задумчиво ответил комбат.
После общей команды все устремились на штурм снежного холма. Красные открыли шквальный пулемётный огонь. Кряжев, не желая нести потери, приказал всем залечь в кустарниках, а затем и вовсе приказал отойти за деревья.
– Эхма! Куда, твою мать! – ругнулся, сплюнув, штабс-капитан, показывая на правый фланг. – Господа офицеры… Прямо под пулемёты!
Роман посмотрел, куда показывал Кряжев. Там наступала отборная офицерская рота. Желая показать пример нижним чинам, они устремились, хоть и перебежками, но во весь рост, не пригибаясь, с папиросками в зубах. Вот уже наступающие достигли склона ледяного вала, но как только начали карабкаться, так красные перенесли весь огонь им на головы. Полетели гранаты. И цепь, оставляя за собой кровавые следы и неподвижно лежащие фигурки, отхлынула обратно к лесу. Но пулемёты бить по ним не переставали.
– Герои, твою мать… – не переставал материться комбат.
– Есть у меня одна идея! Я со своими попробую! Разрешите, ваше благородие! – обратился Федорахин.
Кряжев внимательно выслушал предложение Романа. После боя под Кенчуком он прислушивался к нему и даже иногда советовался, несмотря на то, что в батальоне оставалось ещё несколько офицеров.
– Ладно, валяй!
По приказу Романа его бойцы сняли полушубки и стали наворачивать на себя всё, что было белого цвета. В ход пошли и простыни, и медицинские халаты, и пижама, и даже бинты.
– Ты, Аристарх, остаёшься у пулемета, прикрываешь нас вместе с батальоном. Ты, Березняков, тоже! Твой младший брат идёт с нами! Всем всё ясно? – сказал бывший красный командир.
– Может, всё же я пойду с вами, а не один мой брат? – робко спросил Березняков.
– Я совета у тебя спрашиваю или приказ отдаю?! – сорвавшись на крик, рявкнул Роман.
И уже тише буркнул себе под нос: «Не хватало мне ещё тут девок вдовить!»
Кряжев распорядился снарядить имеющимися гранатами так, чтобы на каждого из бойцов Федорахина приходилось по несколько штук. И вот, по команде, атака началась снова. Но батальон остался на месте, лишь усилив огонь по красным, насколько позволяли скудные боеприпасы. Меж тем белые тени, крадучись по снегу, медленно приближались к ледяному бугру. Вот и его подножье. По знаку старшего унтер-офицера белогвардейцы выхватили заранее снятые с винтовок штыки и ножи и, орудуя ими, как когтями, быстро устремились вверх по склонам ледяной горы. Вот уже и мёртвая зона. И опять по знаку Романа каждый швырнул по гранате в траншею противника. Затем ещё и ещё!
После этого вся группа перевалилась за бруствер большевистского укрепления, и здесь закипела самая ожесточённая схватка с уцелевшими красными бойцами. Возможно, если бы подошла подмога к красноармейцам в этой траншее, то скорей всего группа белых смельчаков была бы истреблена. Но как раз в это время бывшим союзникам чехам, стоявшим эшелоном на станции, надоело смотреть, как гибнут их бывшие братья по оружию, русские солдаты и офицеры. Под командованием своего отважного командира майора Пырхало чешские бойцы ударили с тыла по большевистским укреплениям, откуда никто не ожидал. И повстанцам Иркутска и Черемховских копий[65] стало не до подмоги товарищам, погибающим в траншее на участке запасного Тюменского батальона…
Когда всё было кончено, Роман с Фёдором переглянулись. Оба молниеносно-одновременно подумали, как дать сигнал своим об уничтожении противника и захвате траншеи. Крюков сорвал с себя белую простыню, повязал её на штык винтовки, взятой у убитого красноармейца, и с этим флагом выскочил на бруствер. Его фигура далеко вырисовывалась над снежным валом. Несколько раз он махнул этим знаменем. И кряжевцы, уже никем не обстреливаемые, устремились на это, теперь уже пустое укрепление большевиков. Но как раз в это время треснул откуда-то один роковой выстрел! Всего один сухой выстрел – и Фёдор, медленно согнувшись, выронил свой флаг и, неловко подворачивая руки и ноги, покатился вниз по ледяному склону…
После окончания боя стали подсчитывать потери. В целом батальон Кряжева уцелел, если не считать группу Романа. Тяжёлое штыковое ранение в грудь получил Березняков-младший. Возле него суетился старший брат Степан со своей полькой. Стоял с окровавленным лицом Коломиец – ему во время рукопашной полоснули по лицу финкой. Но самую тяжёлую потерю понёс командир взвода Роман Федорахин. Эта победа стоила ему друга. Фёдор Крюков
