Отрадное - Владимир Дмитриевич Авдошин
Она умела своими разговорами вызвать симпатию к себе. А они могли сказать только то, что и он говорил: «Ну, я только Настьку люблю!»
Немного грубовато, но всё-таки с какой-то нежностью.
Через пять лет Катя – тот маленький ребенок, что сидел на кухне на коленках у Алеши, – восторженно говорила:
– Сейчас люди так просто не общаются, обязательно через интернет. В интернете большие возможности. С кем бы ни задумал – с каждым можно встретиться. Вот я задумала себе одну мысль: я не одинока. Почему мне Паша говорит, что я одинока? У меня брат есть! Брат Андрей. Он сводный, но все-таки – брат. Это когда папа один, а мамы разные. Я нашла его в «Одноклассниках», позвонила ему и сказала, кто я и зачем звоню. Хочу познакомиться со своим братом. И он спросил:
– Кто-кто?
– Сестра твоя сводная.
– Ну ладно, тогда приезжай! Мы тут по 12 часов на телевидении работаем, а иногда и сутками. Приезжай прямо на работу. Познакомимся.
Ей, наверно, надо было молча поехать и познакомиться, никого не ставя в известность. Но она была так ошеломлена своим от крытием, что рассказала это все отцу. А тот сказал: «Попроси его пригласить тебя домой, официально. Как бы от себя лично, потому что его мать может понять твой приезд на работу превратно – мало того, что младший сын умер, еще и старшего увести собираются. Я тебя прошу это не делать. Или тебя приглашают домой или никак».
Дочь послушалась на какое-то время, а потом вроде жалела, что послушалась, говорила – они там на телевидении все вместе живут, он ночует там со своей женой и они выезжают по очереди домой качать маленького.
Уверенности, что она правильно сделала, у нее не было. Подчинилась, но без энтузиазма. А спустя некоторое время, когда распространилась манера разговаривать по интернету письменно, они все-таки стали переписываться.
Брат ей стал присылать пейзажные фотоэтюды, а она передавать ему написанные отцом книжки. Скорее не для него, а для матери, испытывавшей горькое любопытство, не написал ли он что плохое о ней? В каком это свете подано? Не честит ли он ее за прожитую вместе жизнь и не выгораживает ли себя? Тем самым она продолжала диалог – кто прав и кто виноват в их браке.
Дальше по интернету Катя узнала, что старший брат женат, что у него двое детей, что они собираются ехать в отпуск в Испанию. А потом пошли одни городские пейзажи, а потом – при встрече в микрорайоне – она узнала от него, что он развелся, что ему уже пятьде сят, что в семью он ездит, чтобы качать внука, а живет у матери один.
А у нее самой такая чехарда началась с партнерами, что прошлый интерес: а как это там у взрослых? а как у старшего брата? – сменился апатией. А… у всех одно и то же, все разводятся, и слушать об этом неприятно, лучше я закадычной подруге позвоню, с которой дружба еще держится. Еще держалось ее материнство. Еще с детьми можно поговорить. А дальше – только в психотерапевты для таких же потерянных для любви.
4
В 1983 году я не представлял себе жизни без университета. Десять лет интеллектуальной жизни с поводырями, а теперь – иди сам. Десять лет тайной любви – а тут объясняйся сам. Я ужаснулся и поехал в Амбар детских книг забрать с собой в партнеры Киру – сердцевину университета. С работой – понятно: я остаюсь на старом месте, которое давало возможность учиться, а сейчас, я надеюсь, даст возможность написать свои тексты.
А вот переход из семьи в семью? В обеих – дети. Как все получится – я не знал. Но решился на первый робкий шаг – встретиться со старшим сыном и познакомить его с мачехой.
Мы встретились у метро ВДНХ, чтобы идти на негритянскую культурную программу, приуроченную к каким-то летним соревнованиям. После 1980 года – после Олимпиады – в спайке со спортивными мероприятиями стала обязательна культурная программа других народов. Мне показалось, что мальчику двенадцати лет это будет интересно.
Назвать ему партнершу по имени я не решился. Мы по-подростковому встретились у метро ВДНХ и пошли.
Программа была интересная: негритянские танцы в национальных костюмах. Но интересная для меня, а у него я не спросил. Так же я не спрашивал его в семь лет, когда отдавал в музыкальную школу, хочет ли он заниматься музыкой.
А после представления мы молча разъехались. Он – к себе домой, а мы по своим надобностям. Дома как такового во втором браке у меня еще не было.
Это было летом. А зимой первая жена Ксения попросила встретиться с сыном на каникулах и сводить куда-нибудь.
Я пошел с ним через лес, на Уборы. Там церковь красивая XVIII века за речкой. Летом туда и не доберешься, а зимой по льду – милое дело. Я не люблю с детьми ходить просто так. Если на прогулке есть достойный памятник, то мне это всегда дорого.
А Андрей ничего. Мочал или терпел километров десять. Только потом у церкви, сев в автобус, чтобы ехать обратно, спросил:
– Как там Юра Шеваренков из нашего седьмого дома?
А Юра Шеваренков был сирота, в смысле – один у матери, безотцовщина. Дом был заводской, и все получили от завода квартиры, как работяги. А мать Юры их всех переплюнула. Она была образцовой посудомойкой – мыла котлы в столовой. На двух работах работала и буквально заваливала Юру игрушками. Она очень была рада, что он подружился с Андреем и ходит к нам в дом. Приносила гостинцы – пусть они дружат, только воспитывайте моего сына. Вы воспитывайте, а я вам обед принесу, а то мне некогда, я в педагогике ничего не понимаю, могу испортить.
Уже в университете шло большое строительство второй семьи. Уже у Киры был развод, надо было удерживать ситуацию. Дело шло в направлении второго брака, но об этом говорить было еще рано. У меня своих два ребенка и трудности с первой женой. Ей не нравилось мое филологическое образование – книжки читать – и она демонстративно игнорировала это, хотя и разрешала покупать какие-то книжки в магазине «Кругозор».
Все тогда жили на копейки. Поэтому я никак не мог Юру Шеваренкова взять в старшие товарищи для своего старшего сына. Но и сказать его матери – извините, не возьму – не мог. Долго объяснять, почему
