Союз рыжих - Стив Хокенсмит
Он звучал так громко и так по-настоящему, что я открыл глаза, заворочался и проснулся настолько, чтобы различить тусклый свет занимающегося дня и храпящих парней.
Скоро я снова погрузился в сон, уверенный, что стрельба мне лишь почудилась.
Глава семнадцатая
Сортир,
или Где-то попахивает
Когда наутро парни начали скатываться с коек, Дылда Джон объявил о возвращении Буффало Билла: юный Брэквелл опять вышел к коралю, разодетый как нечто среднее между техасским ковбоем и денверским сутенером. Он пытался освоить лассо, снова и снова нетерпеливо бросая петлю в направлении столбика ограды.
Будь этот столбик быком, волноваться бы ему не пришлось. Петли Брэквелла падали в пыль, даже в лучшем случае не долетая футов шесть, вялые и жалкие. С тем же успехом можно швырять дохлых змей вместо доброй пеньки.
Парни гурьбой двинулись к двери, чтобы посмотреть, но один из них не стал останавливаться, а пошел дальше, в кораль.
Это, конечно, был мой братец.
Как ни подмывало остальных осиногнездовцев поглумиться над беднягой Брэквеллом, они решили остаться в бараке. Дело в том, что Паук вернулся: его банда заезжала на ранчо накануне вечером, когда мы уже укладывались. Но Старый отбросил осторожность, и я, после минутного замешательства, решился пойти за ним.
– Ты что еще задумал? – спросил я, поравнявшись с братом. – Если нас увидят…
– Просто невинный разговор с мистером Брэквеллом, – бросил Старый, не замедляя шага. – Всякому ясно, что парень заинтересовался нашим ремеслом. Уверен, что он будет весьма признателен за несколько советов, не вычитанных в грошовом романе.
– Ну а я был бы весьма признателен, если бы ты перестал нарываться на пулю за нас обоих.
– Я не нарываюсь на пулю. Я пытаюсь разоблачить убийцу.
– Разоблачить убийцу? Боже, Густав, ты сам-то себя слышишь? Это ты живешь в грошовом романе.
Мои слова все же заставили братца остановиться.
– Я знаю, что это не роман. Все по-настоящему… и человек по-настоящему умер. А единственный способ выяснить причину его смерти – подобраться к тем, кто в замке.
– Да они-то, черт подери, здесь каким боком?
Брат прищурился на меня, будто пытаясь понять, как столь легкий сосуд – моя голова – не слетает с плеч при малейшем порыве ветра.
– Неужели мистер Холмс ничему тебя не научил? Это же элементарно, если чуть призадуматься.
Старый подождал несколько секунд, давая возможность поразмыслить, но я так и не понял, к чему он клонит.
– Когда нагрянул герцог, они с Макферсоном сделали вид, что это неожиданная проверка, – наконец заговорил Густав. – Но Перкинс знал, что господа приезжают. Знал за несколько месяцев. Думаешь, почему потрачено столько времени на приведение ранчо в порядок? Зачем, по-твоему, нас вообще наняли? Только чтобы произвести впечатление на пайщиков. И Ули тоже должен был об этом знать. Неужели ты не заметил, что он помылся, побрился и напялил новую одежду еще до приезда герцога? И, если поразмыслить, разве не странное совпадение, что Перкинс погиб именно тогда? Всего за несколько дней до того, как заявился герцог со своей свитой.
В рассуждениях Старого был смысл, однако они привели меня в еще большее замешательство. Ответ Густава вызывал не меньше дюжины вопросов, которые мне хотелось задать. Но не успел я открыть рот, как брат снова зашагал вперед.
– Так вы его не заарканите! – крикнул он Брэквеллу. – Столбы, они такие, увертливые. Проще застрелить сукина сына.
Брэквелл повернулся и смущенно улыбнулся Густаву. Путешествуя по Западу, молодой англичанин приобрел легкий загар, но сейчас это было незаметно. Юнец был бел, как простыни, на которых спали обитатели замка, а под глазами у него набрякли такие мешки, что хоть насыпай в них овса и вешай на морду лошади.
– Пожалуй, вы правы, – медленно и неуверенно проговорил он. – Мне определенно не везет с арканом.
– Что ж, может, мы с братом принесем вам удачу. Если хотите, покажем, как заставить лассо танцевать.
Брэквелл кивнул, но тут же сморщился, и стало понятно, от чего он страдает. Немецкие фермеры в штате Канзас называют такое состояние катценъяммер[5]. А для нас с вами это просто похмелье.
– Начнем, – предложил Старый, протягивая руку, и Брэквелл отдал ему веревку. – Первым делом, чтобы бросить лассо, надо раскрутить петлю вот так.
Следующие пять минут прошли в разговорах о веревках – негромким голосом, чтобы пощадить нежные уши бедняги Брэквелла. Говорил в основном Густав, меня же он заставил крутить и кидать веревку, а сам стоял в стороне и объяснял, что я делаю правильно и где, по его мнению, ошибаюсь. Брэквелл оказался способным учеником: когда ему дали попробовать снова, получилось уже намного лучше, хоть он и промахнулся мимо столба фута на три.
– Неплохо. Теперь, когда вы знаете, как говорится, с какого конца браться за дело, остается только упражняться, – сказал Старый. – Конечно, заарканить бычка с лошади на полном скаку – это совсем другой коленкор. И подушечки, на которых вы с Эдвардсом сидите, никуда не годятся. Они же совсем не держат. Удивительно, что вы вообще можете стоять на ногах после скачки на юг по камням и оврагам.
– О, там не так уж плохо. В основном мы ехали по траве, разве что иногда холмы попадались. – Тонкие бледные губы Брэквелла сложились в неуверенную улыбку. – Держу пари, мне было удобнее в седле, чем старине Дикки и бедной Кларе в тряской повозке.
– Не уверен, что мистер Эдвардс с вами согласится, – хмыкнул Густав. – Сдается мне, он еще долго не сядет в седло. Надеюсь, вы не собираетесь никуда ехать сегодня.
– О нет. Мы уже увидели, что хоте… – Улыбка Брэквелла застыла. – Сегодня у нас другие дела.
– Не сомневаюсь, мистер Эдвардс будет рад это слышать. – Густав сделал вид, что не заметил изменившегося тона Брэквелла. – Ну а теперь давайте еще разок попробуем заарканить этот столб, а? Только теперь изберем другую тактику. Чтобы бросать лассо как ковбой, нужно двигаться как ковбой. Расслабьтесь! Опустите немного плечи, чуть согните колени. И не швыряйте веревку, это же не гарпун. Это славная гибкая веревка, вот и вы должны быть ей под стать. Кидайте плавно и точно.
Пытаясь выполнить указания Старого, Брэквелл ссутулился и согнулся, так что стал походить на сгорбленную девяностолетнюю скво.
– Труднее, чем кажется, а? – заметил я.
Паренек кивнул.
– Меня воспитывали совсем по-другому.
– Учили ходить вытянувшись, как чертов тотемный столб? – спросил мой брат.
– О, именно так. Даже когда… когда человек не очень хорошо себя чувствует. У нас на родине такое называют «порода».
Густав скривился, как ребенок, которому подсунули прокисшее молоко.
– Порода – это для скота. Человек сам выбирает себе путь.
Брэквелл вытаращился на моего брата: он, очевидно, не ожидал, что простой ковбой пустится в философствования.
– Да, понимаю, о чем вы, – протянул он.
– Ну еще бы. – Старый взял руки Брэквелла снизу и приподнял, чтобы тот немного выпрямился. – Я предложил вам расслабиться, а не скукожиться, как тряпичная кукла. Вы слишком усердствуете. Поза должна быть естественной.
Брэквелл поднял бровь при словах «расслабиться» и «естественной». Было ясно, что в его кругу стремление к таким вещам никогда не поощрялось. Но он все же постарался, и скоро броски стали еще точнее. Бычка он, конечно, не заарканил бы, но пареньку все же удалось накинуть петлю на столбик ограды.
Старый поздравлял своего ученика, хлопая его по спине, когда утренний воздух разорвал леденящий кровь вопль. Это не был крик боли или ужаса – скорее дикий визгливый вой. Затем раздался еще один вопль и еще, и к тому времени, когда их эхо затихло вдали, стало ясно, откуда они доносятся: от сортира. Мы с Густавом рванули к сортиру, а мучимый похмельем юный джентльмен бросился следом за нами со всей возможной резвостью.
Добежав до отхожего места, мы обнаружили, что Всегда-Пожалуйста Маккой заглядывает внутрь через отдушину в двери, а за ним стоит Глазастик Смит, давясь от смеха.
– Моя тебя видеть, бледнолицый! – крикнул Всегда-Пожалуйста. – Моя ломать дверь, скальп хорошо снимать!
