Союз рыжих - Стив Хокенсмит
Парни ушли, а я снова стал околачиваться возле двери в кабинет. На сей раз слышались только стук открываемых ящиков, шелест бумаг и тихий гул голосов, который начал вгонять меня в сон, так что через пару минут я отправился на второй этаж, чтобы насладиться гораздо более приятным обществом, которым судьба одарила нас в тот день.
Уже наполовину поднявшись по лестнице, я услышал внизу звук открывшейся двери и быстрый топот ног, прыгающих через две ступеньки. Я обернулся и успел разглядеть летящую на меня угловатую фигуру юного Брэквелла, который стремглав пронесся мимо. На втором этаже он поспешил к двери комнаты, которую леди Клара выбрала для себя.
– Вам нужно немедленно спуститься, – услышал я встревоженный голос паренька.
– В чем дело?
Брэквелл вздохнул.
– Они уже взялись за свою дурацкую бухгалтерию, и я просто умираю от скуки. Едва нашел повод выйти и…
– Они не должны были начинать без меня.
– Эдвардс и старина Дикки просто не могли сдержаться. И вы ведь знаете, какого мнения этот жуткий Эдвардс о женщинах: он…
Не дав ему закончить, леди Клара выскочила из комнаты и помчалась вниз по ступеням, даже не удостоив меня взглядом. Впрочем, в тот момент меня это ничуть не расстроило, потому что в ее глазах полыхало пламя, грозившее испепелить любого.
Брэквелл пошел за красавицей, но гораздо медленнее, волоча ноги, словно его отправляли на виселицу. Увидев, что я смотрю на него, парень оживился и даже кивнул мне с улыбкой. Почему аристократ из высшего общества, пусть даже такой тощий и нелепо одетый, столь дружелюбно ведет себя с простым батраком, мне было совершенно непонятно.
Внизу леди ворвалась в кабинет Перкинса, и, прежде чем юный Брэквелл проковылял за ней и закрыл дверь, я успел услышать только две резкие реплики:
– Господа!
– Клара!
Бам! – дверь захлопнулась.
Я снова спустился, чтобы попытаться уловить хоть какие-то обрывки разговора, но в этот момент передняя дверь распахнулась и в замок широкими шагами вошел Паук. На нем все еще были краги и шпоры, и при каждом шаге вокруг разлетались клубы пыли.
– Амлингмайер! – гаркнул он, еще даже не видя меня, – понятия не имею, как он узнал, что я в доме.
Впрочем, долго гадать не пришлось: Паук заметил меня на лестнице и, раздраженно дернув рукой, велел выйти на улицу.
– Слушай внимательно, ты, тупой сукин сын, – сказал он, когда мы вышли на крыльцо. – Держись подальше от этих бритишей. Будешь рядом с ними трепать своим длинным языком, и я тебе его отстрелю. Ясно?
Я ограничился простым кивком вместо удара под дых, который полагался за такие слова.
– Вот и славно. Давай в сарай, помоги Дылде Джону с лошадьми.
Я еще раз кивнул и подчинился. Когда я шел к сараю, срывая злость на попадавшихся под ноги камнях, из кухни вышли Глазастик и Швед с полными руками кухонной утвари.
– Парни, да вы, никак, на барбекю собрались? – окликнул их я.
Швед ответил обычной невразумительной тарабарщиной, но Глазастик Смит перевел:
– В замок идем. Паук велел Шведу, чтобы устроился там и готовил всякую шикарную еду.
Я остановился как вкопанный.
– А нам кто будет стряпать?
– Тылта Тшон! – ответил повар.
Тут перевод не потребовался: я понял, о ком говорит Швед. И знал, что́ это означает для моего желудка: тяжелые времена. Поставить Джона Харрингтона к плите – все равно что эскимоса отправить в прерии.
Я обнаружил нашего нового кухаря в сарае. Судя по всему, Дылда Джон куда успешнее меня отлынивал от работы, поскольку еще даже не начал убирать на место седла, уздечки, упряжь и прочее. Мы взялись за дело вместе. Под конец подъехал фургон, где сидели Старый с остальными ребятами, занимавшимися починкой изгородей.
Уверен, мой брат был вне себя от радости, убедившись, что Дылда Джон с Глазастиком не утопили меня в какой-нибудь яме. Однако при встрече он просто спросил:
– Как успехи? – да так небрежно, будто решил перекинуться словом с приятелем, вернувшимся из сортира.
– Ты не поверишь, Густав!
– Хозяева приехали! – встрял Дылда Джон.
Я крайне неохотно уступаю сцену, когда есть что рассказать, поэтому сразу же перебил Харрингтона, выдав деталь, которая должна была вызвать еще большее изумление:
– И с ними женщины!
Последовавшие за этим возгласы не отличались разнообразием: «Да ну?» и «Ни хрена себе!» – других вариантов не было. Только Старый остался верен себе и предпочел промолчать.
В кои-то веки от желающих помочь с вечерней уборкой не было отбоя: никто не хотел уходить из загона, не выяснив все подробности. Само собой, некоторые детали я оставил на потом, чтобы сообщить их только одному слушателю. Правда, я понятия не имел, когда представится такая возможность, поскольку свежие слухи цепляют не хуже клея и осиногнездовцы не собирались расходиться, пока не обсудят каждую мелочь.
Возможность поговорить с братом наедине выпала только поздно вечером в бараке, когда остальные затеяли спор. Половина парней и в глаза не видели наших гостей, однако уже появились два лагеря: одних заворожила изящная зрелость черноволосой леди Клары, других больше привлекала разбитная свежесть горничной, белокурой Эмили. Старый не примкнул ни к одному лагерю, лишь заметил, что сохнуть по любой из них – все равно что пытаться запихать солнечный свет в жестянку, толку не больше. После этого он встал, отошел к двери и запыхтел трубкой. Бросив напоследок пару слов в поддержку леди Клары, я потащился за ним.
Было уже темно, и в замке засветились прямоугольники окон. Одним из этих прямоугольников было окно кабинета Перкинса.
– А мы-то уж думали, что у нас тут страннее некуда, – заметил я, – и вот тебе: полный замок лордов и леди. Готов поспорить, даже твой мистер Холмс не смог бы такого предугадать.
Старый покачал головой.
– Как знать. Теперь, когда появились герцог и остальные, кое-что прояснилось.
Но прежде чем братец успел сказать, что именно прояснилось, парни зашумели и позвали меня к себе: Глазастику и Дылде Джону с трудом давались описания женских нарядов и требовалась моя помощь. На разговоры ушел весь вечер: ребята не давали мне заснуть, пока я по десять раз не описал каждый волосок, каждый зуб и каждую ямочку на щеке. Когда я наконец забрался на койку, у меня уже сводило челюсть от усталости.
После того как все наконец угомонились, я попытался воспользоваться наступившей в бараке темнотой и тишиной, чтобы, собравшись с силами, разгадать смысл замечания Старого, однако мысли мои упорно стремились к другому – к леди Кларе. Я так старался, воссоздавая ее образ для парней, что теперь он был выжжен у меня в мозгу, как тавро. В конце концов мне надоело обманывать себя: я не мог думать ни о чем и ни о ком другом. В последние секунды бодрствования я представлял милый образ, надеясь, что леди Клара соблаговолит посетить меня в сновидениях.
Произошло это или нет, не знаю, потому что никогда не могу припомнить сон после внезапного пробуждения. А оно было именно таким: сразу после рассвета меня разбудили звуки выстрелов.
Глава тринадцатая
Красавчик,
или На ранчо появляется работник в белых перчатках
Койка Дылды Джона стояла ближе всех к двери, поэтому еще не успело утихнуть эхо, как он уже высунул голову наружу.
– Что за хрень там творится? – воскликнул он.
В ту же секунду к двери приникли еще пятеро, и перед нами открылась картина прямиком из представления «Дикий Запад» Буффало Билла.
У ближайшего кораля стоял ковбой, разодетый в пух и прах. В доходящие до колен небесно-голубые с белыми звездами сапоги были аккуратно заправлены украшенные бахромой штаны из оленьей кожи, подпоясанные черным как ночь ремнем с двумя кобурами. На спине куртки, тоже из оленьей кожи, красовался орел, вышитый разноцветным бисером. На шею ковбой повязал красный шелковый платок, а венчала наряд десятигаллоновая, с высокой тульей шляпа такой ослепительной белизны, что напоминала шапку снега на вершине далекой горы где-то по ту сторону радуги.
В руке парень держал сверкающий серебряный «миротворец», из дула которого еще курился дымок. Вокруг не наблюдалось ничего, во что он мог бы стрелять, и стало ясно, что цель ему и не требовалась. Ковбой поднял пистолет и воззрился на него, очевидно пораженный тем, что эта штуковина
