Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Все эти церемонии совершаются с неимоверной важностью. Ни один камергер с золотым ключом на бедре, ни один глашатай, возвещавший о прибытии послов, не соблюдали правил этикета с такой серьезностью, как это делают бравые краснокожие, раскрашенные с головы до ног, словно солдатики на лубочных картинках.
Индейский вождь встретил Бенуа как равного. Это было неплохо, но проходимец ожидал большего, поэтому не двигался с места, не сводя с хозяина дерзкого до наглости взгляда. Индеец совершил последнюю уступку своей гордости из возможных, заставив себя сделать несколько шагов навстречу гостю.
— Ну кто так принимает великого белого вождя? — высокомерно спросил авантюрист на индейском наречии. — Неужто местному вождю неизвестно, что я — единственный и самый главный повелитель всех белых тигров с мыса Бонапарта? Индеец никогда не бывал в Сен-Лоране? Он не знает, что у меня в сто раз больше людей и все они в трех днях пути отсюда?
Индеец, потрясенный тем, что белый говорит на его языке, приблизился к нему с извинениями. Это не его вина. Вновь прибывший не объявил о своем приезде как полагается, фанфарами. Он слышал, что у великого вождя из Сен-Лорана есть медные флейты…
— Тебя обманули. Я приветствовал тебя выстрелами из моих ружей. А ты разве ответил тем же?
На это индеец не смог ничего возразить, тем более что у него совсем не было огнестрельного оружия. Так что бедняга, смущенный таким нарушением церемоний экваториального этикета, проявил самое глубокое почтение к этому высшему существу, к тому же обладающему совершенно убийственными аргументами.
— А ну-ка, Бонне, — обратился Бенуа к раненому, ковылявшему позади, — свистни для них как следует, им такое понравится.
Каторжник вложил пальцы в рот и издал несколько пронзительных звуков, разорвавших воздух. Затем, поскольку он слыл мастером по этой части среди своих сокамерников, он сымитировал крик коаты (черной обезьяны), скрежет клюва тукана, голос пересмешника, посвистывание кассика, и все с такой громкостью, что даже самые крепкие барабанные перепонки выдерживали с трудом.
Индейцы остались в восторге. Их восхищение было тем более искренним, что виртуоз не использовал никаких инструментов, обходясь только ртом и собственными пальцами. Так слава белого вождя засияла новыми красками.
— Пусть белый вождь станет желанным гостем Акомбаки.
Бенуа протянул руку индейцу, о котором ему приходилось слышать ранее. Его репутация храбреца была известна индейцам галиби, обитавшим в нижнем течении Марони. Имя Акомбака означало «Тот, кто уже здесь». Так его назвали потому, что он всегда оказывался первым там, где могло быть опасно, будь то на охоте или на войне. Он возглавлял большую часть племени эмерийонов{261}, которая откочевала из бассейна реки Апруаг и объединилась с остатками племени тио{262}, почти уничтоженного алкоголем и оспой.
Бывшего надзирателя и его товарищей с большим почетом препроводили в хижину Акомбаки, где с обильного употребления кашири немедленно начался праздник. После того как выпили за дружбу и разделили табак, Бенуа, имевший свои причины расположить к себе индейцев, щедро приказал угостить всех можжевеловой водкой и тафией. Этот широкий жест в глазах дикарей буквально приравнял его к Маниту{263} высшего ранга, настолько укоренилась среди несчастных страсть к спиртному.
Племя Акомбаки, хотя и довольно многочисленное, выглядело весьма жалко. Вооружение состояло из палиц из буквенного дерева и стрел с наконечниками, сделанными из костей, извлеченных из головы аймары, либо из расколотой лучевой кости коаты. Изделий из железа явно не хватало. Во всем селении едва можно было найти три-четыре мачете, столько же топоров и несколько грошовых ножей.
Индейцы выглядели истощенными, как после долгого голода, и Акомбака не стал скрывать от нового друга, в каком тяжелом положении оказались он и его люди. Негры бони из Коттики{264}, временные союзники племени полигуду{265}, опустошили их плантации и бежали, уклонившись от битвы. Теперь вождь ждал подмоги и будущего урожая, чтобы одержать над врагом сокрушительную победу.
Бенуа сразу же понял, какую выгоду он сможет извлечь из бедственной ситуации индейцев и их желания отомстить. У него были провиант, огнестрельное оружие, а также топоры и мачете в изрядном количестве. Баш на баш, он предложил Акомбаке помощь в битве с неграми с условием, что вождь обеспечит сопровождение для его экспедиции.
Краснокожий с восторгом согласился. Было решено опьянить ручей, затем отправиться на совместную охоту на майпури и закоптить добычу по всем правилам. Потом собрать как можно больше маниока и ямса и отправиться в поход во главе с белым вождем.
Акомбака, разумеется, выразил желание, чтобы его, грубо выражаясь, обслужили первым, но Бенуа был непреклонен. Негодяй уже мысленно решил покинуть ассоциацию по достижении своей цели, предоставив союзнику полную свободу выпутываться самостоятельно. «Нерушимый договор» скрепили по индейскому обычаю. Пиай (племенной шаман) взял у каждого из них несколько капель крови и смешал ее в чашке-куи с щедрой порцией кашири. Свежеиспеченные союзники выпили по половине чашки, и союз был заключен.
Через две недели большой отряд из двадцати пяти индейцев в шести лодках отправился под предводительством Бенуа в направлении, где, по мнению последнего, должны были находиться золотые горы.
Индейцы обоих племен, и тио, и эмерийоны, явно боялись идти в те места, о которых ходили зловещие легенды. Но негодяй заверил их, что в обиталище темных духов пойдут только белые. А когда он пообещал, что после они смогут купить всю тафию обеих Гвиан, их опасения окончательно развеялись.
Путешествие прошло без осложнений и увенчалось полным успехом. Бывший надзиратель так тщательно провел вычисления, а конфигурация рельефа оказалась столь благоприятной, что он смог продолжить маршрут почти с математической точностью. Он заново выстроил с противоположной стороны воображаемую линию между горой, замеченной из змеиного ручья, и водопадом. Он вычислил угол, прежде сформированный этой линией и стрелкой компаса, и сверился со своими заметками. Затем лодки оставили под охраной части экипажа, а основной состав отряда направился в лес с запасом провизии на неделю.
Через двенадцать часов показалась гора. Белые отпустили индейских сопровождающих и быстро взобрались на ближайший холм. Вскоре они заметили посадки культурных растений. Бенуа подал товарищам знак остановиться, а сам двинулся вперед, бесшумно пробираясь сквозь заросли, как хищник на охоте. После осторожного часового марша он вдруг остолбенел, едва удержав на губах удивленное, почти испуганное
