Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит
Парнишка протянул тонкую руку над крышкой гроба – и выдернул кольт у Старого из кобуры.
– Извиняйте, ребята, – весело сказал он, отпрыгнув на несколько шагов назад. – Не могу позволить вам играться с золотом. Надеялся, что до этого не дойдет, но что ж поделать…
Он наставил револьвер на Густава и взвел курок.
Глава тридцать вторая. Парнишка, или Жизнь у кипа бьет ключом, а наши жизни в опасности
– Не смешно, парень, – сказал я, пытаясь изобразить строгого папашу, выговаривающего слишком заигравшемуся ребенку. – Положи револьвер, а то еще подстрелишь кого-нибудь.
– Думаю, он и собирается кое-кого подстрелить, – сказал Старый. Он стукнул обоими кулаками по крышке гроба. – Вот же дьявол! И как я раньше не просек!
– Ну-ну, не расстраивайтесь так, мистер Амлингмайер, – сказал Кип своим обычным дружелюбным тоном. – Вас же вечно мутило, как с похмелья, и все же вы подобрались к разгадке ближе других. Черт, да сам Берл Локхарт так ничего и не понял.
– Мистер Холмс тебя раскусил бы, – пробормотал Густав.
– Может, и так, – согласился Кип. – Знаете, я и сам люблю истории про Шерлока Холмса. Вот был хитроумный засранец. У-у! Только представьте себе: Холмс против банды Лютых!
В глазах парнишки появился злобный блеск, какой бывает у мальчишек, когда они бросают двух котов в бочку – просто чтобы посмотреть, чем кончится дело.
– Значит, мы все еще против них? – спросил Густав.
– Ну, сейчас вы только против меня. – Кип улыбнулся, но улыбка тут же превратилась в злобный оскал. – А я хочу, чтобы вы встали против той двери. – Он указал револьвером на боковую дверь багажного вагона.
Старый не шелохнулся. Я последовал его примеру.
Кип покачал головой.
– Я уже убил вчера двоих. Не заставляйте меня доводить счет до четырех. – Он выпятил губы и наклонил голову. – Хотя знаете что? Может, так оно и лучше. Как думаете, сколько Джесси Джеймсу случалось убивать в один день? Или Билли Киду. Уж наверняка не четверых. Может, я и обойду прежних героев!
– Брось эти игры, – сказал Старый. – Не будешь ты здесь стрелять.
– А почему нет? – удивился Кип. – Мы в самом шумном вагоне, а между нами и пассажирами три двери. Подумаешь, какой-то хлопок; поезд так грохочет, что никто не услышит. А если даже услышит, что с того? Вы ведь сами велели мне заклинить дверь, забыли? Никто сюда не сунется, пока я сам не позволю. Поэтому зря надеетесь, что я забоюсь. – Он нежно, почти сладострастно погладил пальцем спусковой крючок. – Нет уж, не забоюсь.
Я не был уверен, стоит ли верить засранцу, но одно знал твердо: пока мы сидим на заднице и между нами и Кипом только пара гробов, у нас нет ни малейших шансов. Стоя хотя бы можно броситься на разносчика, когда подвернется подходящий момент… если, конечно, подвернется.
Я толкнул брата плечом и поднялся. Густав взглянул на меня снизу вверх с кислой миной и тоже медленно выпрямился. Кольт у Кипа в руке неотрывно следовал за нами.
– Благодарю вас, джентльмены, – сказал парнишка, когда мы встали спиной к двери. Он опустился туда, где только что сидели мы: на крышку гроба Формана. – А теперь, Отто, если вас не затруднит… откройте дверь.
– А знаешь, – сказал я, – пожалуй, затруднит.
– Ну тогда скажу по-другому. – Кип слегка повел запястьем, направив кольт чуть выше и правее. – Открывайте дверь, или я разрисую ее умными мозгами вашего братца.
Я повернулся и взялся за задвижку.
– Господи, парень, – буркнул я, дергая за засов, – откуда ты такой подлый?
– И вовсе я не подлый, – заверил меня Кип. – Я дерзкий.
Я сдвинул дверь фута на три – и в вагон ворвался рев, словно на нас налетел смерч. Вместе с ветром внутрь полился тусклый свет: узкие яркие полосы, то вспыхивающие, то стремительно гаснущие снова. За дверью было черно.
Мы так заигрались в полицейских и разбойников, что не заметили, что маленькие оконца багажного вагона потемнели. «Тихоокеанский экспресс» въехал в очередную снегозащитную галерею.
– Закрывай! – закричал Кип.
Я с радостью исполнил его желание. Если бы парень заставил нас выпрыгнуть внутри галереи, мы с братом ударились бы о стену и отлетели обратно, прямиком под колеса, и последних из рода Амлингмайеров размолотило бы на мелкие кусочки, так что пришлось бы раскладывать ошметки по могилам наугад.
Кип, видимо, тоже этого испугался. Не наших потрохов, конечно: это его вполне бы устроило. Но ему не хотелось бы, чтобы в пульманах заметили брызги крови на окнах или увидели наши тела, разбиваемые под колесами. Лучше избавиться от нас, когда экспресс выкатится из галереи.
И уж конечно он не собирался просто заставить нас выпрыгнуть: так мы разве что ноги переломаем. А пословица «Мертвые молчат» говорит совсем о другом. Кип отправит нас к праотцам еще до того, как мы выйдем в эту дверь.
Такие мысли пронеслись у меня в голове за пару секунд, пока я задвигал дверь. План за столь короткое время придумать невозможно, но все же я кое-что успел: делая вид, будто закрываю задвижку, я лишь повозил ее туда-сюда. Дверь осталась незапертой.
Отвернувшись от двери, я увидел, что Кип ничуть не менее лихорадочно пытается найти решение. Он склонил голову набок и снова поглаживал пальцем спусковой крючок.
«Какой смысл ждать? – разгадал я мысли разносчика. – Два раза дернуть пальцем – и я впереди самого Джесси Джеймса!»
– Стало быть, ты и убил своего приятеля Пецулло, – заговорил Старый.
Глаза у Кипа широко распахнулись, будто он успел забыть, что его мишень умеет говорить.
– Он обнаружил отдушины и кирпичи, – продолжал Густав, – но, прежде чем доложить Уилтрауту, показал находку своему юному приятелю, который и вышиб ему мозги первым, что попалось под руку.
Парнишка покрутил «миротворцем» Густава в воздухе.
– Валяйте. Рассказывайте, что было дальше, мистер Холмс.
– Ладно. Давай посмотрим…
Брат нахмурился и провел рукой по усам – совсем не как человек, которого вывели на расстрел, а скорее как фермер в универсальном магазине, запамятовавший, что обещал привезти дочери. Пусть смерть уже занесла над нами свою косу, но Старый не мог упустить возможность предаться дедукции.
– Эта история, будто у тебя украли мастер-ключ, – начал он, – полная хрень. Чтобы нас отвлечь. Чтобы мы смотрели на пассажиров, а не на железнодорожников.
Кип кивнул, улыбнулся и снова покрутил кольтом.
– Потом, когда банда Лютых якобы тебя зацапала, ты рассказал им, где Локхарт и мы с братом находимся, – продолжил Густав. – И рассказал им про Пецулло и про ящик. Вот тогда план и поменялся. Тебя увели как заложника, а на самом деле ты помогал загружать в гробы золото вместо трупа Формана и безделушек Чаня.
Парнишка снова кивнул, не сводя глаз с брата. Я поискал в себе решимость броситься на него, но не обнаружил. До Кипа было пять-шесть больших шагов, а ему требовалось лишь чуть пошевелить пальцем, чтобы всадить пулю мне в брюхо.
Старый продолжил теоретизировать:
– От Чаня тебе пришлось избавиться, потому что он никак не унимался: хотел проверить, все ли в порядке с его китайским старьем. Увидев, что кто-то поковырялся в гробах, док поднял бы шум. И ты… как-то заманил его сюда, верно? – Брат хлопнул себя ладонью по лбу. – Вот зараза! Я бы сразу понял всю эту чертову галиматью, если бы поезд не растряс мне мозги. Твоя полка прямо над полкой Уилтраута! Когда Чань вернулся и просил «пожалуйста» – он говорил с тобой!
Кип расплылся в довольной улыбке. Он наслаждался: его соблазнила возможность услышать о своих
