Изгой - Алиса Бодлер
– Ой, перестань, – Джереми занял венское кресло напротив меня. – Просто предлог для того, чтобы встреча прошла в приятном месте и ты нормально поел. Возьми сосиски, бобы и яйцо.
Моя невнятная реакция в виде передергивания плечами не устроила Оуэна. Он позвал официанта и сделал заказ на нас двоих.
– Откуда такая мина? – вкрадчиво проговорил собеседник, параллельно отвечая кому-то в мессенджере. – Кажется, ты сам хотел, чтобы мы зашли в гости к моей la maqman. Это я должен кукситься, а не ты.
– Не знаю, – буркнул я, ежась от неприятного ощущения, которое, казалось, могло настигнуть меня здесь, в кафе, вид которого не предполагал ничего, кроме китчевых[19] визуальных решений современных дизайнеров. – Отвратительное предчувствие, как оно есть.
– Ты видел что-то, – мистер О развел руками, намекая на то, что его реплика не представляла собой вопрос. – Тогда, когда был там один. Кроме люка под ковром, разумеется.
– Да, – отпираться было глупо, ведь именно ожидание того, что видение вновь вернется, как только я пересеку порог, портило мне настроение. – Кажется, я от этого отвык. От него отвык.
– Все от того, что ты решил действовать в одиночку, – мой сопровождающий усмехнулся. – Ни на что не намекаю, но призрак Германа и меня ты еще никогда не заставал в одном пространстве.
Официант принес эспрессо для Джереми и латте – для меня.
– Я просто хотел доказательств, вот и все, – я мотнул головой, касаясь губами пушистой пенки напитка. – Это не говорит о недоверии. Это – нормальная мера предосторожности в… подобных ситуациях.
Если кто-то вообще оказывался в таких немыслимых обстоятельствах, что оставляли меня в заложниках последние несколько месяцев.
– Не спорю с твоим стремлением к личной безопасности, Боузи, – он говорил это серьезным тоном, не пытаясь интерпретировать мои слова как шутку или вновь напустить личных обид. – Лишь намекаю о том, что заметил. С тех пор как мы разбираемся в прошлом вместе – твой кошмарик за тобой не бегает. Почему?
Мои глаза закатились сами собой.
– Нет, не потому что я – такой замечательный и тебе помогаю, – хохотнул Оуэн. – А потому, что твой Мистер… как там его?
– Неизвестный, – нехотя добавил я.
– Известен и очень даже. Ему не посчастливилось оказаться внутри меня.
– Ом хаум ом джам сах бхур бхувах свах…
Каждое новое взывание к Всевышнему сопровождалось ударом ломика по грудной клетке. Самир кашлял кровью, но продолжал читать мантру как завороженный, распаляя злость Германа, чье сознание давно было покрыто непробудимой пеленой, исключающей понятие разумных границ.
– Трйамбакам йаджамахе сугандхим пушти вардханам…
Владан и Валентин в моменты, когда безумие охватывало молодого Бодрийяра с головы до пят и правило им, словно марионеткой, превращались в недвижимые каменные статуи, не испытывающие ни капли от естественных человеческих ощущений. Их миссия была ясна – ждать, когда «молодой господин» попросит об их помощи.
– …урварукамива бандханам мритйомукшийа мамрит бхурбхувах свах…
Удары становились сильнее по нарастающей. Тон, стремящийся к жизни вопреки обстоятельствам, пророчащим скорый конец, затихал. Еще через несколько чудовищных мгновений молитва Наороджи превратилась хрип, в потоке которого терялись слова, но не воля и не смысл.
– …Ром джум сах хаум ом.
Казалось, мученик не мог позволить себе испустить дух до того, как ода его Богу не будет завершена. Проговорив последние слова лишь одними губами, он весь обмяк, отдавшись во власть в том мире, где зло не было абсолютным, а стремление не предполагало собой насилие.
Но не успел наследник Николаса выпустить орудие из рук, люк, скрывающий за собой выход в другой, наполненный фальшивыми посылами мир сверху, отворился, словно Создатель действительно услышал Самира и пришел забрать с собой его несчастное тело лично.
Темноту, теперь нарушенную тусклым светом, что проникал вниз из кабинета отца, разрезал надрывный вскрик:
– Шатед хо! Шатед хо![20]
Время ускорилось.
Не успевшие вовремя среагировать братья Вуйчич пропустили в логово «запретного суда» небольшой женский силуэт, весь обмотанный в серые, грязные тряпки, когда-то выполняющие роль одеяния.
Девушка, говорящая на языке почившего Наороджи, озлобленным вихрем пронеслась через пустое пространство и, лишь завидев ослабшее тело, пронзительно закричала.
– Владан, Валентин, выведите ее! – отрапортовал воспрявший от ступора Герман.
Но, стоило громилам сделать шаги по направлению к индианке, та погрузила свои руки в грязную ткань, что скрывала ее силуэт, и вынула оттуда нож, направив его по отношению к худому силуэту Германа. Она была опасно близко – намного ближе, чем те, кто обязался обеспечивать безопасность и таинство злодеяний.
Наследник Бодрийяров побледнел, но не от риска, что теперь навис над ним как дамоклов меч. Лезвие предмета, что мог оказаться смертоносным орудием наравне с кочергой в руках у юноши, уже было в крови.
– Ты – Макта? – опасаясь совершать лишние телодвижения, проговорил молодой мужчина. – Макта, жена Самира?
Индианка не понимала речи того, кто несколько минут назад отобрал жизнь у ее возлюбленного, но, лишь услышав знакомое имя, разразилась громкими, истерическими рыданиями. Она смотрела на труп супруга, сотрясаясь в своих страданиях. Воспользовавшись тем, что выпал из поля зрения, Герман сделал шаг вперед. Вуйчичи застыли на месте как вкопанные, с недоумением и ужасом наблюдая за тем, что делал их «господин». И как бы они ни хотели помочь – сейчас уже было поздно. Одно резкое движение могло принести за собой ранение сына Николаса в живот.
– Макта… – юноша протянул руку к женщине. Еще секунда, и нож окажется у него в руках.
– Шатед хо! – вновь прокричала вдова, утопая в горе, на которое ее обрекли.
А после – пронзила лезвием собственное горло.
– Ты не хочешь позвонить ей или что-то вроде того?
Мы покинули кафе всего мгновение назад, но утренняя морось уже успела застать нас на пороге. До «Новой Фармации» было всего несколько шагов.
– Кому? – с недоумением отозвался Джереми. Несмотря на мрачную погоду, он посчитал, что солнцезащитные очки будут уместной деталью в его образе, и водрузил их на нос с гордым видом.
– Твоей маме. Или просто заявимся к ней вот так как ни в чем не бывало? Без предупреждений?
Оуэн оглядел меня так, словно я спрашивал его о чем-то немыслимо глупом и сам этого совершенно не осознавал.
– У меня есть свои ключи, Боузи. И ее рабочий день еще не начался.
Я повел плечами. Мое настроение относительно ситуации менялось, как погода в нашей местности, – еще недавно мне не терпелось попасть внутрь, но теперь меньше всего на свете я хотел вновь увидеть злополучный люк и, не приведи дьявол, Германа над ним.
Как
