Изгой - Алиса Бодлер
Комичной сцены с подбором верной отмычки действительно удалось избежать. Джереми вставил нужный ключ в потертый замок и смело отворил дверь в аптеку.
Дверной колокольчик на сей раз звучал в высшей степени уныло. О том, что влияло на этот звук, судить было трудно: возможно, отсутствие хозяйки в фармации делало окружающую пыльную экспозицию абсолютно бессмысленной, а может быть, дело было только в моем обновленном восприятии происходящего. Еще в прошлый раз я понял, что «последняя из рода Бодрийяров» вполне разделяет завышенную самооценку своих предков. А в том, что мама Оуэна не знала всей правды об истории семьи, я почему-то отчаянно сомневался. Ее пренебрежительное отношение к супруге и старшему сыну Николаса говорило о том, что влияние крови действительно было способно передаваться сквозь столетия. И никакая реинкарнация здесь была ни при чем.
Мой спутник миновал торговый зал с тем же гордым видом, что он принял еще по дороге сюда. Я огляделся, все еще ожидая старушечьих возгласов из-за прилавка, но ничего не происходило. Джереми начал постукивать ботинком по и без того скрипящему полу.
– Боузи, – как бы невзначай напомнил он о себе. Его неподвижный высокий силуэт сливался с серостью старинных деревянных витрин. Выделялись лишь темные очки, неуместно закрывающие половину его узкого длинного лица.
– Два вопроса, – буркнул я с порога, не сдвигаясь ни на шаг.
Оуэн развел руками, жестом предлагая мне их озвучить.
– Зачем тебе эти очки?
Мужчина расплылся в ехидной улыбке. Кажется, на прямой ответ я мог не рассчитывать.
– Зачем тебе эта шапка? – с хихиканьем бросил собеседник.
– Ясно, – я подкатил глаза. – И второй. Наверное, он важнее. Это же была твоя настоящая мама?
– Чего?
Абсурдность моего предположения могла удивлять, но не более, чем предыдущие перфомансы, когда-то разыгранные Джереми специально для меня. Если этот хлыщ мог легко нырнуть в личину старика Сэма, обратиться в его женскую версию ему ничего не стоило.
Но мой вопрос не показался наследнику Бодрийяров смешным. Теперь он с недоумевающим выражением лица ждал от меня разъяснений.
– Не хочу переоценивать твои таланты, но ты у нас любитель наряжаться. Придумывать истории на ходу. У тебя какой-то свой мир в голове, только тебе понятный.
– Ха! – мужчина вздернул подбородок. Очки скрывали его глаза, но я был уверен, что во взгляде Оуэна сейчас плескалось наследственное высокомерие. – Неужели только мне? Я думал, ты дружишь с теми, кто играет в твои игрушки. Или для этого нужен медицинский халат?
– Я серьезно, – непривычно твердо для себя подчеркнул я.
– Я тоже, Боузи, – губы моего спутника превратились в тонкую полоску. – В мою миссию входило не оспаривать твои галлюцинации, а подтвердить историческую почву их происхождения, что я и сделал. А теперь, когда время передало трибуну спикера мне, ты проявляешь чудовищный эгоизм и бесконечно занимаешься самообманом.
Джереми одернул на себе тяжелую ткань верхнего одеяния и двинулся дальше. Он больше не хотел ни в чем меня убеждать. Уверенными, размашистыми шагами он прошел остаток общего зала и дернул за ручку двери, ведущей в комнатку, которую Николас Бодрийяр когда-то считал своим кабинетом.
На ватных ногах Герман проследовал к люку, ведущему в пристанище отца. Запах смерти, постигшей мученика, был знаком ему, но теперь отчаянно перебивался едким ощущением косвенной вины за гибель женщины, матери и супруги, которая никак не была причастна к происходящему.
Тела четы Наороджи были оставлены на братьев Вуйчич, которые, обычно, брали на себя заботы о дальнейшей «уборке». Шокированные недавней сценой, Владан и Валентин существовали в пространстве как замедлившиеся тени, продолжавшие движение в симбиозе с мрачным пространством. Покидая подвал, старший сын Николаса не обернулся. Опустошенность и горечь питала паника из-за той детали, что ему удалось рассмотреть во время опасной близости к собственной кончине.
Нож Макты уже был окровавлен.
Он знал, что отец проводил сегодняшнюю ночь на рабочем месте, желая позднее встретиться с роковой миссис Доусон, и ужасные догадки застилали сознание юноши, отбиваясь в ушах буйным ритмом. Хуже всего произошедшего вкупе было лишь то, что, несмотря на ненависть, которую он испытывал к владельцу «Фармации Б.», парень действительно боялся найти тело отца уже холодным и бездыханным.
Крышка люка поддалась с особым трудом, но слабый свет ламп в каморке вскоре все же брызнул в лицо Герману неприятной вспышкой. Николас сидел на стуле, а слева от него собиралась густая черно-красная лужа на ковре.
– Отец… – боязливо проговорил наследник, чувствуя, как его нутро возвращается на десяток лет назад – когда кроме страха перед отцом он не мог чувствовать ничего более.
Теперь этот ужас был чудовищно преобразован в опасения потерять домашнего, но родного по крови тирана навсегда.
Что, если его смерть принесет за собой наказание куда хуже существующего?
Наконец, выбравшись полностью, Бодрийяр-младший захлопнул круглую крышку и кинулся к родителю. Вблизи он смог рассмотреть, что старческая ладонь зажимала рану в районе живота. Кровь уже орошила плотную ткань жилета и крупными потеками капала вниз.
Николас не мог говорить и был бледнее своей болезненной супруги во сто крат. Усталыми глазами он смотрел на сына, казалось, не ожидая от того помощи или сочувствия. Но, распаленный тревогой, Герман кинулся к коробкам на стеллажах в поисках всего необходимого для скорой перевязки.
– Послушай… – хрипел отец, не двигаясь и не поворачивая своей головы на сына. – Ты должен продолжать.
– Я… не понимаю. – Старший сын уже выудил марлю и теперь рылся в содержимом в поисках средства для очищения раны.
– Что бы сейчас ни произошло… – старик облизнул пересохшие губы и закрыл глаза, больше не в силах бороться с болью. – Ты продолжишь. Не ради меня, но ради брата и нашего доброго имени.
Наследник почувствовал холодок, который пробежался по его худой спине под прилипшей к телу от пота рубашкой.
Сознание Бодрийяра-старшего покинуло его утомленное, грузное тело, отдавая дальнейшую судьбу родителя во власть всегда нелюбимого ребенка.
За люком скрывалась абсолютная тьма.
Но уже через мгновение я услышал, как Оуэн щелкнул выключателем, и несколько ламп, связанных между собой паутиной проводов на потолке, зажглись одновременно.
Нашему взору открылось просторное помещение, от пола до потолка заставленное забытой мебелью, шкафами и коробками с вещами и без. Некогда окрашенные в белый цвет кирпичные стены то там, то здесь прорастали
