Прощальный поклон ковбоя - Стив Хокенсмит
И Густав, обогнув паровоз, пошел к нам, стоявшим у лесенки в спальный вагон. Уилтраут тащился за моим братцем, изрыгая ругательства, от которых облезла бы краска на церкви. Старый не обращал внимания на оскорбления, словно кондуктор был рассерженной пчелой, которую брат по какой-то причине дал обет не прибивать. Но тот не унимался и продолжал орать, брызгая слюной, пока мы затаскивали Локхарта в пульман.
– Тебе конец, слышишь ты меня? – подытожил Уилтраут, запрыгивая за нами в вагон и захлопывая за собой дверь. Он протопал через узкий тамбур к брату, по дороге отпихнув в сторону Кипа, Чаня и даже мисс Кавео. – При первой же возможности телеграфирую в Огден и Сан-Франциско. Попомни мое слово: скоро прибудут настоящие сыщики из ЮТЖД. Если тебе повезет, они просто выбросят тебя вместе с идиотом-братом из поезда. Но я очень надеюсь, что тебе не повезет. А теперь исчезни и не попадайся мне больше на глаза.
Уилтраут не стал ждать, пока Старый отступит в сторону, а грубо оттолкнул его плечом к стене и протопал в пассажирское отделение. Не успев выпрямиться, брат опять покачнулся – как и все остальные: «Тихоокеанский экспресс» рванулся вперед. Карлин остался позади, и мы снова понеслись в ночную черноту пустыни.
Глава двадцатая. Орехи, или Мы вдыхаем аромат будущего, и пахнет оно скверно
Пока экспресс выезжал из Карлина, через спальный вагон тянулась целая процессия: Чань, мисс Кавео и Кип впереди, за ними мы с братом, а между нами, словно пропитанный виски гамак, болталось обмякшее тело Локхарта. Мы пытались не поднимать шума, идя едва ли не на цыпочках, но тщетно: пьяный пинкертон храпел так оглушительно, что с полок один за другим высовывались возмущенные разбуженные пассажиры. Лишь одна пассажирка увидела в этом смешное.
– Ну и слава богу, что храпит. Иначе было бы не понять, жив ли, – заметила миссис Кир, свешиваясь с полки, пока мы с Густавом силились запихнуть Локхарта на его место. – Знаете, а вы очень великодушны. После того, что он наговорил вам вечером, могли бы с полным правом сбросить его с поезда.
Крякнув напоследок, мы наконец затолкали Локхарта на полку.
– Мы будем отомщены, мэм, – сказал я. – Когда очнется с похмелья, пожалеет, что остался в живых. Убить его сейчас было бы милосердием.
Честер К. Хорнер высунул голову в проход – его помпадур скособочился еще сильнее, чем в прошлый раз, и, казалось, балансировал на макушке, как мохнатая бурая университетская шапочка.
– Хочешь проявить милосердие, Отто? – проворчал коммивояжер. – Замолкни и дай людям поспать.
Увидев, что мисс Кавео с нами, он похотливо ухмыльнулся.
– А вы все шляетесь с мальчиками, в такой-то час? – Потом покачал головой и шутливо поцокал языком. – Диана, Диана, Диана… если хотите приобрести дурную репутацию, могли бы обратиться ко мне. – Он хрюкнул и нырнул обратно на полку, прежде чем я успел надавать ему по ушам.
– Не обращайте внимания, дорогая, – успокоила миссис Кир нашу спутницу. – Шляйтесь сколько угодно. Эх, мне бы ваши годы. – Она подмигнула мне и тоже исчезла за занавеской.
– Не знаю насчет «шляться», – громко прошептала мисс Кавео, – но после таких приключений спать совершенно не хочется. Никто не желает проводить даму в обзорный вагон?
Само собой, я бы с радостью проводил юную леди хоть в кипящие бездны ада, но опасался выказывать чрезмерное рвение.
– А что, неплохая мысль. Я, в общем, не так уж и устал, – сказал я. – Только, пожалуй, мне больше подойдет вагон-ресторан: мы с братом и крошки не съели с самого завтрака.
– Правда не съели? – рассеянно пробормотал Старый, потирая ладонью живот.
– И меня возьмите, – влез Кип. – Я так издергался, что, наверное, никогда уже не засну.
На том и порешили. Наша спасательная вылазка превратилась в экспедицию в ресторан, за одним исключением: Чань отпросился спать, сказав, что нуждается в покое и отдыхе больше, чем в еде. Но прежде, чем откланяться, он сердечно поблагодарил всех, выделив вашего покорного слугу особенно теплым рукопожатием.
– Спасибо вам. Вы ведь не обязаны были меня искать. А если бы вы не пришли… боюсь даже подумать, что могло случиться.
– Не стоит благодарности, док. Как сказал один великий философ, вершить справедливость – дело каждого.
Пожалуй, излишне было уточнять, что это за «великий философ». Уж Густав-то точно знал.
Пока мы шли в вагон-ресторан за Кипом и мисс Кавео, брат приотстал от наших спутников на некоторое расстояние.
– Так, значит, – сказал он мне лишь чуть громче, чем шепотом, – Локхарт не пытался нанять лошадь, когда вы его нашли?
– Разве что во сне.
Старый задумчиво хмыкнул и замолчал.
– А ты закончил, что собирался сделать на станции, пока я искал отбившихся от стада? – спросил я.
Он неохотно пожал плечами.
– Кое-что сделал.
– Может, расскажешь?
– Не сейчас.
Густав кивнул на шедших перед нами разносчика и леди, но мне показалось, что у его неразговорчивости была и другая причина. Брат выглядел бледным и осунувшимся; казалось, каждый шаг дается ему труднее предыдущего. Дурнота накатывала на Старого волнами весь день, и сейчас, похоже, наступил очередной прилив.
– Слушай, – предложил я, – может, тебе лучше вернуться на нашу полку и…
– Потом. Расследование еще не закончено.
Старый ускорил шаг и обогнал меня, хотя по нетвердой походке было видно, каких усилий это стоило. Но я не стал его останавливать, решив, что чем скорее он нападет на след тарелки горячей пищи, тем лучше.
Электрическое освещение в поезде пригасили, так что проходы походили на туннели, и, миновав тамбуры между третьим спальным вагоном и вагоном-рестораном, мы словно вышли из угольной шахты в солнечный летний день.
– Чем могу служить? – спросил кто-то, и я, проморгавшись, разглядел говорившего.
Это был Сэмюэл, проводник. Он сидел за столом, сплошь уставленным обувью, держа в одной руке полуботинок, а в другой щетку. Два проводника помоложе, каждый с ботинком в руке, сидели за такими же полными столами, а остальные негры, – судя по одежде, повара и официанты – развалились на стульях вокруг.
– Кухня закрыта, – сказал мужчина в заляпанном жиром фартуке и сел ровнее, а вслед за ним выпрямились и другие. Некоторые улыбались, когда мы вошли, но их улыбки мгновенно растаяли, как сосульки в горячей духовке. Вот так же мигом портится прекрасное настроение у ковбоев на ранчо, когда в барак вваливается десятник.
– Мы вас не побеспокоим, Сэмюэл, – сказал я. – Просто попали в переделку в городе, а мы с братом весь день ничего не ели.
– Да вы и не побеспокоили, – не очень убедительно заверил нас Сэмюэл. Он отложил башмак, который полировал, и направился в тесную кухню вагона. – Устраивайтесь, где вам удобно, я сейчас.
Мы прошли гуськом в дальний конец вагона-ресторана и уселись за один из столиков. Проводники и официанты угрюмо смотрели на нас, но, когда мы сели, успокоились, и скоро послышались смешки и приглушенные голоса.
– Ну вот, – объявил Сэмюэл, вернувшийся с подносом, на котором лежали нарезанный хлеб на тарелках, нож для масла и большая банка без крышки. – Простите, что ничего не можем приготовить, но, надеюсь, это поможет вам продержаться до утра.
– Спасибо, Сэмюэл, – поблагодарила мисс Кавео.
– Ага, спасибо, – добавил я. – Ничего нет лучше, чтобы утихомирить голодный желудок, чем… – Я подался вперед и заглянул в банку, ожидая увидеть джем, варенье или желе. Вместо этого моему взору предстала вязкая коричневая масса. – А это что за пакость?
– «Чудо-пища будущего», – сказал Старый тихим прерывающимся голосом.
Его, кажется, не просто мутило. Брат оказался рядом с мисс Кавео, и мысль о том, что он может случайно коснуться рукой или ногой красивой молодой
