Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Ибо, пусть это ни для кого не будет секретом, они просто-напросто решили избрать юного робинзона вождем всех эмерийонов и некоторой части тио.
Мальчик, изумленный такой чередой удивительных событий, совершенно отстранился от происходящего. Его безразличие лишь усугубило всеобщее восхищение. Бедный ребенок с болью в сердце думал о родных, должно быть страдающих от его отсутствия, он понимал, как волнуется мать. С лихорадочным нетерпением он ждал избрания на пост вождя, с тем чтобы привести, если понадобится, своих новых подданных в «Добрую Матушку» и как можно скорее обнять близких, по которым он невероятно скучал.
Трое каторжников исчезли после стычки, индейцы не знали, что с ними сталось. Может быть, они поубивали друг друга, пытаясь завладеть самородком, единственным ощутимым результатом их предприятия. Что же касается Бенуа, его состояние требовало немедленного вмешательства, и Шарль, увидев, что это белый человек, дал знак оказать ему помощь. Что и было исполнено со всем тщанием. Мальчик не мог знать, что его забота станет невольной причиной непоправимой катастрофы.
Средство, использованное для того, чтобы вернуть негодяя к жизни, оказалось чрезвычайно простым и весьма изобретательным. Один из индейцев взял два куска кварца и стал ударять их друг о друга прямо под носом бывшего надзирателя. Посыпались снопы искр, и в воздухе распространился характерный резкий запах кремня. Эта процедура продолжалась около десяти минут, причем краснокожий старался действовать как можно ближе к носу и рту раненого. Удивительное дело, хрипы вскоре стали гораздо слабее. Этот запах явно по-особенному действовал на опухоль, возникшую от ядовитых укусов ос. Дыхание постепенно становилось все более легким, вскоре оно сделалось совсем ровным, бандит смог заговорить и попросил пить. Опухоль слизистых отчасти спала, потому что он без особого труда выпил половину чашки воды.
Что касается твердых пурпурных узловатых шишек, которые испещрили его лицо, закрыли глазницы, бугрились на лбу, изуродовали губы, придав Бенуа отвратительный вид прокаженного, их просто намазали слоем глины, достаточно мягкой, чтобы принять очертания лица и пристать к кожному покрову как маска. Эта аппликация почти моментально успокоила терзавшую его мучительную боль. Он перестал ворчать и ругаться — старые привычки никуда не уходили — и вскоре уснул.
Наутро он был совершенно здоров. На лице еще виднелись мертвенно-бледные отпечатки от укусов ужасных перепончатокрылых, но по крайней мере негодяй уже мог видеть, пусть и одним глазом. Другой, очевидно, был сильно поврежден. Тот, кто его вылечил, сообщил ему о том, что произошло накануне, об освобождении пленников, гибели Акомбаки, исчезновении подельников, как и о прибытии предполагаемого наследника короны… то есть головного убора из перьев покойного вождя.
Бенуа, конечно, и сам был бы не прочь взойти на трон под именем Акомбаки II и величественно править, восседая на деревянном каймане[31] и посылая своих подданных гнуть спину в золотых шахтах. Он сразу же решил, что нужно избавиться от незваного претендента на завидное место. Злодей полагал, что ему удастся легко обойти вновь прибывшего, пусть даже ради этого придется пойти на убийство.
Но прежде чем что-либо предпринять, он решил взглянуть на конкурента, завоевать, насколько это возможно, его расположение, пустить в ход, при необходимости, все свое лицемерие, если вдруг окажется, что он способен за себя постоять.
Удивление Бенуа могло сравниться лишь с его яростью, когда он увидел мальчика, черты лица которого слишком живо напомнили ему Робена и его сыновей. У негодяя не было ни малейших сомнений по поводу происхождения ребенка.
— Да что же это такое! — рыкнул он. — Здесь повсюду и вечно это отродье!.. Еще один щенок проклятого фаго. Ладно, сопляк, погоди у меня, я тебе сейчас устрою.
Не теряя ни минуты, он кликнул флейтиста и барабанщика покойного Акомбаки и велел немедленно исполнить серию оглушительных рулад, а за ними раскатисто ударить в барабан. На эти звуки тут же сбежались все краснокожие, за исключением телохранителей Шарля. Бенуа закатил длинную речь, где попытался втолковать, что тот, кого они решили назначить вождем племени, принадлежал к проклятому семейству, глава которого убил их пиая. Его слова звучали то вкрадчиво, то патетически, то угрожающе. Он обещал горы кассавы, реки кашири, водопады тафии и закончил классикой: «Возьмите моего медведя!{335}» — то есть «сделайте меня вождем», и точка.
Все напрасно. Неувядающая формула «Я все сказал, духи отцов меня слышали» была принята весьма холодно. Белый обещал много, но до сего момента выполнил довольно мало. Его звезда изрядно потускнела после смерти Акомбаки и освобождения пленников. Одно из двух: либо духи его отцов совсем ни на что не способны, либо те, кто повинен в смерти колдуна, обладали куда более могущественным «пиаем», чем его собственный. С такими людьми лучше будет подружиться, желательно поскорее. Что толку рассуждать о загробном мире, о мертвом шамане, уже преданном земле, память которого была так восхитительно обмыта. Это все были старые басни, тем более что тело бедного «Того, кто уже здесь», лишенное головы, достойно похорон самого низшего разряда, к великому огорчению его бывших подданных.
Сейчас нужно было как можно скорее оградить себя от новых несчастий и сделать главой племени красивого подростка с гордым лицом, крепкой статью и, что особенно важно, владеющего чудесным таинственным ожерельем. Все это внушало индейцам безграничное доверие.
Бенуа хорошо знал краснокожих. Он понял, что проиграл, и прекратил дальнейшие попытки. От трех его сообщников по-прежнему не было ни слуху ни духу, от его влияния на племя, которым он пользовался, впрочем исключительно благодаря постоянному давлению на Акомбаку, не осталось и следа. Он решил уйти в лес, оставаясь при этом неподалеку от лагеря, чтобы суметь извлечь пользу из грядущих событий, если не спровоцировать их.
Он свернул гамак, наполнил мешок провиантом, тщательно зарядил ружье и, сделав на прощание угрожающий жест, медленно удалился.
Избрание нового вождя должно было состояться на следующий день. Его будущие воины, будто бы почувствовав смутную, но неотвратимую опасность, какие слишком часто угрожают путешественникам в девственных лесах, укрепили лагерь, как было описано выше, зажгли костры и выставили часовых, которым было приказано каждые четверть часа бросать в горячие угли стручки ужасного кайеннского перца, который также известен как жгучий перец.
Когда этот маленький плод из семейства пасленовых сгорает, образуется едкий, удушливый,
