Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
— Ни о чем! Но, отец, ты же знаешь, ОНА умрет при известии о нашей смерти!
До сего момента бесстрашные дети ни намеком не упомянули о матери. К чему слова! Их сердца без всяких слов переполняли мысли о любимом и отважном создании. Они всегда составляли единую душу в разных телах! И конечно, она незримо присутствовала при их предсмертном разговоре. Они даже не говорили «наша мать», обозначая ее одним только словом: ОНА. И это наименование, кроме неотступных мыслей о ней, заключало в себе идею родственной общности, части которой неразделимо связаны между собой.
— Бедный Шарль! — глухо прошептал несчастный отец.
— Шарль уже настоящий мужчина, — твердо ответил Анри. — Он унаследует наши достижения. Он должен жить дальше, чтобы воплотить наши мечты. Величие замысла вполне по плечу его стойкости и мужеству.
В то время как еще живые, но приговоренные к смерти гвианские робинзоны сосредоточенно бодрствовали в ожидании своего последнего рассвета, на поляне началась оргия. Индейцы и каторжники напивались вдрызг. Только Бенуа оставался трезвым и сохранял спокойствие. Тенги, совершенно пьяный, вдруг загрустил.
— Так ты говоришь, шеф, — повторил он уже в десятый раз, — что этот здоровенный бородач, папаша пареньков, он из наших?
— Да, — разъяренно ответил бывший надзиратель, — отстань уже от меня!
— Выходит, — не унимался каторжник с раздражающей настойчивостью пьяного, — ты когда-то имел с ним дело?
— Да! Да! Уймись уже!
— То бишь это он отхватил башку тигру, который грыз твою ногу? Странный у тебя способ платить по счетам. То есть ты теперь собираешься отдать его на растерзание краснокожим. Послушай, вот что я тебе скажу: ты хуже любого фаго. Каждый каторжник знает, что такое быть благодарным. А у тебя душа совсем черная. Ну вот что, я не хочу, чтобы его убивали! Это как с моей теткой! Если бы вернуть время назад…
Глухой удар тяжелого кулака оборвал эту фразу. Пьяница зашатался и повалился на землю, ноги в одну сторону, голова — на лиственной подстилке, и в конце концов заснул.
День едва занялся, а приготовления к пыткам уже начались. Индейцы, сидя у огня на корточках, плели сита-манаре из волокон арумы. Эти манаре в количестве четырех штук, по одной для каждой жертвы, послужат для того, чтобы удерживать бестолковых мух на теле пленников.
Двое эмерийонов отправились на поиски гнезд. Время как раз подходило для того, чтобы наловить перепончатокрылых, ранним утром они еще довольно вялые. Палачи-любители запасались иглами сырного дерева и кунаны, другие точили мачете на диоритовых булыжниках, третьи готовили стрелы, прилаживая к ним «шишечки», круглые деревянные набалдашники вместо острых наконечников. «Шишечки» используют для того, чтобы оглушить животное, но не ранить его. Пленники явно были необычайно сильны, легко предположить, что они смогут выдержать целую серию пыток. Так что они сначала будут подвергнуты укусам, потом исколоты, нашпигованы и избиты стрелами, после чего их всех изрежут на мелкие кусочки.
Предел мечтаний для наивных детей природы — заполучить несколько копченых ломтиков плоти белого человека и развесить останки, выкрашенные соком руку, на балках своих хижин. Такой могучий пиай[28] незамедлительно сделает племя непобедимым, а поскольку белые люди смелее и сильнее всех, то обладатели этих несравненных талисманов сразу же становятся похожими на них.
Приготовления к мрачной церемонии закончены. Сейчас начнется пытка. Звуки индейской флейты пронзают удушливую атмосферу дождевого леса. Воины облачились в соответствующие пафосу момента наряды. Все без исключения с головы до ног вымазались яркой краской руку и выглядели так, будто вышли из моря крови. Причудливые линии, нарисованные коричневым соком генипы, образуют удивительные узоры на кроваво-красном фоне. У каждого — собственный узор, как на доспехах древних рыцарей. Каждый сжимает в левой руке большой лук из буквенного дерева с тетивой из волокон мао и пучок длинных стрел из стеблей тростника с оперением из красных перьев тукана или трупиала{307}.
Все индейцы красуются в ожерельях и коронах из перьев. Эти любопытные головные уборы, при изготовлении которых индейцы проявляют необыкновенные ловкость и терпение, бывают трех видов. Одни из них полностью белые, другие совершенно черные, а третьи составлены из четырех равных частей: двух красных и двух желтых. Для белых используют перья с шеи разновидности тукана, которого креолы называют «крикун», а натуралисты — ramphastos toco{308}. Черные делают из хохолков агами, а последние, ослепительных цветов, изготавливают из перьев кюи-кюи, другого подвида тукана, известного как ramphastos vitellinus{309}. Лицевая сторона его перьев — ярко-красная, нижняя — ослепительно-желтая. Некоторые короны дополнительно украшают великолепными радужными шкурками колибри, снятыми вместе с перьями.
Эти головные уборы представляют собой высшую степень элегантности у краснокожих и предназначены для самых торжественных моментов. В обычное время они надежно спрятаны в корзинах-пагарах, откуда извлекаются лишь по особым случаям.
Акомбака выглядит поистине ослепительно. С гордостью, подобающей главнокомандующему, он несет на голове белый султан, диадему из желтых перьев кассика высотой не менее пятнадцати сантиметров, спереди которой, как пара рогов, торчат два огромных красных пера, выдернутых из хвоста попугая ара. Черное, красное, белое и желтое ожерелья в четыре ряда висят на его груди, сияющей, как красные форменные кавалерийские штаны. На нем два браслета: один из клыков ягуара, перемежающихся с зернами шери-шери{310}, другой — из когтей гигантского муравьеда. Его хлопковую набедренную повязку охватывает другая, парадная, из голубых и красных перьев, украшенная справа и слева роговыми кольцами, составляющими трещотку гремучей змеи.
Вождь все еще немного пьян. Вернее сказать, «под мухой», как выразился с гнусной улыбкой Бенуа. Но этой степени опьянения как раз достаточно для того, чтобы придать индейцу необходимой смелости.
Он горделиво выступает вперед за флейтистом, бок о бок с бывшим надзирателем. Позади них в беспорядке, пошатываясь, следует большая часть отряда во главе с Бонне и Матье. Мертвецки пьяный Тенги без задних ног храпит на подстилке из листьев.
По знаку вождя флейта замолкает, воины останавливаются в тридцати шагах от сидящих и все еще связанных европейцев. Акомбака делает еще двадцать пять шагов и при посредстве Бенуа произносит предназначенную для них короткую речь:
— Прославленный вождь «Тот, кто уже здесь» преисполнен восхищения перед мужеством белых людей. Он приготовил для них смерть, достойную храбрецов. Их жизни, принесенные в дар Масса Гаду, весьма порадуют его и достойно почтят дух пиая, причиной преждевременной смерти которого стали белые люди. Чтобы показать свое уважение к их отваге, трижды великий Акомбака лично приложит к их груди и бокам разъяренных ос. Чтобы убить нашего пиая,
