Крушение шхуны "Графтон" - Ф. Е. Райналь
Итак, нас было пятеро, и все различных национальностей: американец, норвежец, португалец и француз (последний это я). Во всяком случае, мы отлично понимали друг друга, ибо все знали по-английски.
Все мои товарищи привыкли к морю, но между ними я был единственный человек, который вел жизнь пионера в нецивилизованной стране, как внутренность Австралии и прошел суровую школу, в которой научаются рассчитывать только на себя, на свои собственные силы и беспрерывно бороться против девственной и непокорной природы. Если затруднения, которые нам нужно преодолевать, мало способны придать нам гордость, тем не менее в борьбе с ними при обретается мужественная самоуверенность, подготовляющая нас к спокойной встрече со всеми случайностями.
Вскоре видно будет, как я был рад перенесенным мной испытаниям. Я узнал тогда, что не слишком дорого заплатил за опытность, которая была потом мне столь полезна — и, кажется, могу прибавить — и моим товарищам в исключительных условиях, в которые бросила нас судьба.
Снова принимаюсь за свой рассказ, представляя некоторые листки моего журнала, как я записывал его изо дня в день.
Пятница, 13 ноября. Ветер продолжает дуть с юга, но слабый.
14. Умеренный северный ветер. Погода хорошая, и шхуна, делая пять узлов в час, скользит без особенно чувствительного движения по гладкой, словно озеро, поверхности моря.
15. Два часа утра. Тишина. С юга грозит непогода, в зените ясно. Барометр понижается. Целый дождь метеоров с N. N. О, по направленно к Z. Z. Е. начал падать и продолжался до рассвета. Зрелище великолепное. В шесть часов ветер поворотился к югу и заставил нас лавировать.
16. Ветер N. N. Е. увеличивается постепенно. Мы едем проведя на Z. Е. На корабле все благополучно.
17. Тот же ход, тот же ветер, усиливающийся постоянно.
18. Чрезвычайно сильный западный ветер. Море волнуется, все мелкие паруса убраны, марсель взят на два рифа. Положение шхуны в полдень 40°16′ южной широты и 152°26′ от парижского меридиана.
10 часов вечера. Буря. Море очень волнуется. Ежеминутно волны заливают корабль, и вода проникает всюду, ибо палуба маленького судна не отличается плотностью. Постели наши вымочены.
10 1/2 часов. Небо черно. Виднеется лишь узкая полоса горизонта, освещаемая фосфорическим светом взволнованного моря. Облака очень низко пробегают над нами с невообразимою быстротой. Они каждую секунду сверкают синеватыми молниями; холодный дождь льет как из ведра, по временам гроза присоединяет свой гул к зловещему шуму, которым нас оглушают бури и волны. Я стою на вахте. Я вижу Мусграва в каюте, как он сидит у стола, склонив голову на руки. Я взял руль из рук Алика.
Одиннадцать часов. Ослепленный молнией, сверкающей почти без перерыва, я с трудом могу различать компас под колпаком. Вдруг меня опрокинуло и отбросило далеко сильным толчком. Это волна ударила в шхуну, снесла часть сеток и сдвинула с места балласт. Судно накренилось и не может выпрямиться. Немного ушибленный и облитый соленою водою, я спешу снова ухватиться за руль. Все четыре товарища являются немедленно. Соединенными силами они убирают грот, в то время как судно поднимается сперва тихо, а потом с быстротой давления руля. Теперь шхуна прыгает как бешеная по волнам, пробегая семь узлов в час, не неся ни малейшего паруса, но все накренившись.
Мусграв взял руль и остался один на палубе, в то время как я отправился с остальными в трюм. Какое зрелище представилось нам при свете фонарей! Все было опрокинуто, перемешано. Кадки, бочонки, мешки с солью валялись в куче на штирборте, сделавшимся как бы дном шхуны. К счастью пятнадцать бочек железа, сильно прикрепленных к полу, не сдвинулись с места, а без того Графтон пошел бы ко дну непременно.
Весь остаток ночи мы провели за установкой вещей и приведением трюма в порядок; а с рассветом мы вышли на палубу, где нашли Мусграва промокшим до костей, побледневшим и руки которого закостенели на руле, но все-таки бодрого и бдительного. Не быв в состоянии зажечь огня, так как все было подмочено, мы выпили по доброму стакану водки для того, чтоб согреться; потом шхуна снова была положена в дрейф.
Первою нашей заботой было освидетельствовать помпы, на дне которых мы нашли чрезвычайно мало воды. Мы приятно изумились при мысли, что если шхуна пропускала воду во время сильной бури сквозь щели палубы, то корпус ее был так же непроницаем, как стенки бутылки.
В продолжение двух часов, что Горри оставался на руле, Алик, повар, Мусграв и я бросились, как были одетые, на свои мокрые постели и в легкой дремоте старались найти хоть немного спокойствия.
Буря бушевала с прежнею силою.
20. Лежим в дрейфе. Ветер дует только порывами. Море хотя еще и сильно волнуется, однако начинает опадать немного. Барометр подымается.
21. 4 часа утра. Мы поставили паруса, потому что шхуна, не будучи поддерживаема, бешено прыгала на поверхности взволнованного еще моря.
8 часов. Ура! У нас на завтрак есть горячая пища, — это первый раз за три дня.
Полдень. Ветер задул правильно. Мы поставили все паруса, провели к Z. Z. Е. и сделали солнечное вычисление, которое определило положение 34°8′ южной широты и 154°6′ долготы по парижскому меридиану. Таким образом, во время бури мы отклонились от своего пути почти на полтораста миль.
С 21 по 27. Хорошая погода, небо облачно. На корабле благополучно. Мы часто видим китов.
28. Все небо покрыто облаками. Погода предвещает грозу. Барометр понижается.
В 6 часов утра нас захватили шквал от Е. Z. Е., который принудил нас пробежать около часа; потом мы снова легли в дрейф.
В продолжение двух дней солнце не показывалось, и мы не имели возможности сделать вычислений.
29. Буря на этот раз была непродолжительна, но в силе не уступала предыдущей. Ветер уменьшается; порывы следуют один за другим через большие промежутки. Море утихает. Поставив паруса, мы направились к Е. Z. Е.
Полдень. Появилось солнце. Мы могли сделать вычисление, определившее нашу позицию 52°6′ южной широты и 159°23′ по парижскому меридиану.
30. Через четверть часа пополудни я взлез на мачту и увидел берег в расстоянии тридцати пяти миль.
4 часа пополудни. С океана поднялся туман и закутал нас непроницаемым покрывалом. Он был таки густ, что мы не могли различать предметов на другом конце корабля. Благоразумие заставило нас уменьшить парусность и поворотить в открытое море, чтоб не попасть на камни с наступлением ночи.
