Крушение шхуны "Графтон" - Ф. Е. Райналь
В то время, как мы подставляли последнюю подпорку, Джорж пришел к нам на берег и сказал, что пробило девять часов. Действительно, наступала ночь, и в темноте работать не было возможности; мы оставили верфь и пошли работать в кузницу. Мех сильно раздувал угли, и при красноватом свете очага мы еще проработали несколько часов.
Желание окончить лодку раньше, чем опять наступят холодные и бурные зимние месяцы, придавало нам силы, бодрости и подгоняло в работе.
Мы вставали в шесть часов утра, тотчас принимались за дело, и исключая самого короткого, самого необходимого времени, чтобы поесть, мы не отдыхая и не переставая работали до десяти или одиннадцати часов вечера. Целый день, пока было светло, мы оставались на верфи, когда же наступали сумерки, мы шли в кузницу и приготовляли необходимые к другому дню материалы, а именно: железные болты, обшивки, гвозди и т. д. Иногда Гарри или Джорж качали мех вместо Мусграва или помогали мне ковать железо; тогда Мусграв пользовался этой свободной минутой и шил парус из старого холста Графтона, или приготовлял другие принадлежности оснастки.
Эта матросская работа была ему совсем по душе и доставляла ему огромное удовольствие. Он показывал все свое искусство в кройке и шитье паруса. Зато, когда приходилось рубить топором или стругать рубанком, он становился очень неловок; слесарное искусство ему вовсе не давалось. Иногда с ним случались такие смешные неудачи, и при том он так старался и уставал, что я часто над ним от души смеялся.
Я помню, как однажды оставшись один в кузнице, я наделал множество маленьких скобочек, чтоб прикреплять к лодке новые деревянные части, которые мы уже заготовили. Мусграв в это время был на верфи: он буравчиком проделывали место для гвоздей на тех досках, которые потом мы бы прикрепляли. Вдруг я вижу — он взбирается на пригорок и идет ко мне. Он шел медленно; лицо его побледнело и походило на лицо преступника, который только что совершил преступление. Одну руку он прятал за спиной.
— Что случилось, — спросил я его живо, испугавшись его отчаянного вида.
— Все пропало, — отвечал он мне глухим голосом, — я сломал буравчик! И трагически вытащив руку, подал мне сломанный инструмент.
Хотя мне тотчас пришел на ум бурав с концом, которого я не мог совладать, и что было вовсе не смешно, однако я не мог удержаться от смеха.
Мне стоило большого труда успокоить моего бедного товарища и облегчить упреки, которые он делал себе. Я его только тогда утешил, когда осмотрев внимательно сломанный инструмент, сказал, что никакой беды нет.
Действительно, только самый кончик буравчика отломился: сейчас же на точильном камне я заострил его и вышел новый конец.
ГЛАВА XX
Окончание и спуск лодки. — Наше расставание.
В конце марта мы прибавили еще одну подставку к задней части лодки. Толстый брус дерева (ахтерштевен), упираясь в оконечность нового киля оканчивал подводную часть судна и теперь лодка была выше целым футом против прежнего. Этот брус поддерживал короткий плотный деревянный переплет, на который лягут доски палубы.
Четыре железные полосы, скрепленные по две и положенные вдоль киля, сцепляли новую обшивку со старой, делали лодку крепче и давали ей возможность безопасно выносить удары волн.
С передней частью лодки мы сделали то же. Новый кусок дерева величиною в два фута приделали над форштевенем, именно в то место, куда ударяют волны. Его укрепили между двумя железными полосами; эти полосы наверху сходились и оканчивались большим железным кольцом, в которое мы продели бугшприт; сойдясь сверху, полосы эти спускались с двух сторон параллельно с носом и, дойдя до киля, шли вдоль него еще несколько футов.
Теперь приходилось сделать бока лодки выше и шире; для этого мы сделали 24 устоя, по двенадцати с каждой стороны. Все они упирались в киль и в старый корпус, выше которого они возвышались на два фута. Наверху они поддерживали двенадцать перекладин, скрепленных одна с другой посредством маленьких деревянных кусочков в виде клиньев. На них то и должен был лежать пол палубы.
Оставалось только обшить лодку.
Целую неделю Мусграв с топором бегал по перелескам, отыскивая между маленькими растущими на острове соснами такие, из которых можно напилите досок. Найти сосну прямую, по крайней мере в шесте футов длины и шесть вершков в диаметре, было большой редкостью. Когда ему удавалось найти подходящую, он тотчас подрубал и тащил ее к берегу к верфи, где я устроил пильню.
Всякое бревно мы делали сначала четырехугольным, потом распиливали на три или на четыре доски, смотря по толщине дерева. Каждая доска была шириной в пять вершков и в один толщиной. Такой пилой, как наша, работа шла медленно, потому что пила плохо пилила и часто портилась. К тому же дни стали так коротки, что мы не могли работать на верфи долее семи или восьми часов.
Зато, когда пошли длинные вечера, мы их все проводили в кузнице, делая гвозди. Гвозди потребовали больше труда и работы, чем мы предполагали. Это не были обыкновенные гвозди круглые и заостренные на концах. Нет, длиною в три вершка, они были четырехугольные со стороны шляпки и понемногу становились все тоньше и круглее к концу. Они походили на тоненькие, длинненькие маленькие клинья. Так как мы вбивали их поперек фибр дерева, то мы не боялись никогда расколоть доски, и это положение давало им особенную устойчивость.
Мы себе положили каждый день приготовлять по пятидесяти гвоздей, и раньше не ложиться спать, пока не окончим назначенной работы. Молот никогда не переставал стучать о наковальню раньше одиннадцати часов, а случалось иногда, что мы только в полночь гасили огонь, запирали кузницу и шли на отдых.
К первым числам мая мы наготовили достаточно материала и могли приняться за обшивку лодки. Еще одна предосторожность нам казалось необходимой: раньше, чем приколачивать доски к бокам лодки, мы хотели их подвергнуть действию пара, чтобы придать им необходимую гибкость. На очаге, сложенном из плоских камней, укрепили чугунчик с водой и все закрыли бочкой с выломанным дном. Крышкой бочке служила толстая шкура, натянутая на железный обруч. Все доски попеременно вкладывали в бочку, где они оставались несколько часов в жгучей паровой ванне.
Мы могли приняться за обшивку лодки.
Лодку обшили и
