Крушение шхуны "Графтон" - Ф. Е. Райналь
Пришлось деятельно заняться заготовлением съестных припасов; мы все стали охотиться за тюленями. Мы решили пуститься в путь, лише только восточный ветер переменится на южный, нам попутный.
Ветер не заставил себя долго ждать. 19 июля подул сильный юго-западный ветер. День стоял чудесный, но холодный; это была как раз половина зимы. Пришло время отъезда; вот наступил и час разлуки с двумя из наших товарищей, с Джоржем и с Гарри. Целых девятнадцать месяцев мы жили так близко, так дружно, и вместе переносили холод, голод и всевозможные невзгоды. Такая жизнь необыкновенно сближает людей; мы стали почти братьями. Мы были очень встревожены и растроганы.
Собрались мы все пятеро в последний раз в нашем домике и горячо просили у Бога помощи тем, кто на хрупкой маленькой лодке пускался в бурное страшное море. Молились мы тоже и за тех, которым одним, брошенным, придется бороться с голодом и горем.
Еще прошло несколько тяжелых минуте прощания, и Алик, Мусграв и я быстро поплыли, распустив все паруса.
Прошло несколько тяжелых минут прощания.
ГЛАВА XXI
Беспокойство и голод. — Земля. — Приезд в гавань Адвентюр. — Переезд в Инверкагиль.
Около одиннадцати часов утра мы были между двумя выступами, которые образуют вход в гавань Карнлей. Не успели мы выйти из залива, как подул холодный, пронзительный ветер. Сильно надулись наши паруса, и мы точно чайка понеслись по огромным волнам Тихого океана.
Мы летели вдоль берега, дошли к трем часам до северной части группы и благополучно миновали линию подводных камней, место очень опасное. Рассчитывая, что ветер на этом море все больше дует на восток, мы держали на с. с. з., хотя Новая Зеландия приходилась как раз на севере от нашего острова.
Мы шли по шести узлов в час. Ветер дул ровный и ход наш был очень хорош; мы отлично знали, что в эту пору года ветер может каждую минуту усилиться, но все надеялись, что успеем дойти до места раньше, чем подымется буря. Нам приходилось проехать около трехсот миль (сто лье); по нашим расчетам, при хорошем ветре мы должны были идти пятьдесят, а самое уже большее шестьдесят часов.
Маленькая, хрупкая лодочка наша пока отлично выносила опасное путешествие: мы назвали ее Несокрушимой, и она оправдывала свое название. Правда, по пазам досок она текла немного больше, чем следовало, и потому один из нас почти постоянно должен был насосом откачивать воду; но зато другие качества подавали нам большие надежды. Один из нас качал воду, другой правил рулем, а третий перекладывал и управлял парусами.
К несчастью, к вечеру погода испортилась, ветер все усиливался и вскоре превратился в бурю. Море покрылось огромными страшными волнами. Они подымали нас на свои высокие гребни и кидали потом в черную движущуюся пропасть. Мы вперед не двигались, а нас только поднимало и опускало. Хотя все мы были моряки, однако от этой сильной непрерывной качки мы почувствовали приближение морской болезни, этой невыносимой болезни, которая томит все существо и окончательно отнимает силу. Нечего было и думать о еде; чтобы облегчить себя, мы выпили немного воды.
Наступила ночь. Порывы ветра становились все сильнее и сильнее, шел ливень с градом и снегом.
Нам пришлось еще убавить парусов, хотя мы уже взяли два рифа.
Следующий день был не лучше того. Несмотря на качку, после тридцати часов голода мы захотели есть. К несчастью, зажаренные несколько дней перед тем куски тюленя подмокли в холщовых мешках и так испортились от соленой воды, что при всем голоде было невозможно съесть кусочка, и пришлось весь запас выкинуть в море.
К шести часам ветер до того усилился и море стало так опасно, что нечего было думать продолжать идти форде-виндом. Волны, точно гигантские чудовища, с оглушительным шумом прыгали вокруг лодки и обдавали нас фосфорической пеной. Пришлось поставить лодку носом к ветру так, чтоб паруса не надувались, а разъяренные волны били в окованный железом нос. Мы этим только и спаслись, иначе наша лодка разбилась бы о волны.
С полчаса кидало нас так из стороны в сторону, вдруг подле нас точно выросла ужасная грозная волна; вот она запенилась, заклубилась, с ревом кинулась на лодку, завертела и перевернула нас несколько раз. Сквозь рев волн послышался пронзительный отчаянный крик трех несчастных. Нам казалось, что пришла наша последняя минута. И действительно, мы погибли бы, если б себя не привязали холщовыми передниками.
Волна с ревом кинулась на лодку и перевернула ее.
Вихрь пронесся, волна, как молния промчалась мимо и лодка наша от не сдвинувшегося с места балласта опять встала, как следует. Все мы чуть не задохнулись, но вдохнув опять свежий воздух, мало-помалу пришли в себя.
21 числа все та же непогода, все та же буря. Между двумя порывами сильных шквалов нам кое-как удалось натянуть паруса; мы немного двинулись вперед. Ночь была опять ужасная; между десятью и одиннадцатью часами опять набежал ураган и опять нас подхватила волна, кружила и переворачивала лодку; в эту ночь это повторилось два раза в каких-нибудь полчаса.
На четвертый день еще не окончились наши страдания. С нами не случилось ничего нового, но наше положение становилось все ужаснее. Платье насквозь промокало несколько раз и от соленой воды заскорузло. Жесткие складки резали нам тело, кроме того, мы страшно прозябли, устали и изнемогали от голода. Мы пили только воду и тем обманывали голод. Самое же большое наказание было то, что мы с тревожным ожиданием смотрели на северный горизонт, и все напрасно; сколько мы ни надеялись вдали увидеть признаки земли, перед нами расстилалось необозримое пространство бушующих, пенящихся волн.
Несмотря на все несчастья, я продолжал вести свой дневник. Я взял с собой несколько листов бумаги, сложенных в самый маленький формат и кусочек карандаша. Я писал свои заметки о состоянии погоды и обозначал направление, которое удавалось проплыть днем, в те редкие минуты, когда переставал дождь. Ночью я для этого зажигал лампу в трюме, но ее свет при ветре был не верен и, к тому же, ее беспрестанно задувало.
На пятый день, утром, вдали показалась черная
