Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо
За несколько десятилетий до катастрофы Луций Кальпурний Пизон, тесть Юлия Цезаря, повелел выстроить для себя дворец в Геркулануме с фасадом длиной около двухсот метров. В середине XVIII века при раскопках этой великолепной виллы обнаружили больше 80 мраморных и бронзовых статуй, а также единственную сохранившуюся библиотеку античного мира. В ней содержится примерно две тысячи обугленных свитков – извержение одновременно уничтожило и спасло их. Из-за беспрецедентной находки виллу Пизона стали называть Виллой Папирусов. Погребенный под лавой римский особняк так впечатлил нефтяного магната Пола Гетти, что он построил в Малибу его точную копию, ныне вмещающую Музей Гетти.
Вилла Луция Кальпурния долго являлась местом встречи известного кружка философов-эпикурейцев. Бывал там и Вергилий. Пизон был влиятельным государственным деятелем и знатоком греческой мысли. Цицерон, его политический противник, уничижительно изобразил его распевающим непристойные куплеты и пирующим нагишом «заодно со своими вонючими и грязными дружками греками» – политические инвективы тех времен не отличались элегантностью. Доподлинно неизвестно, устраивал Пизон оргии или нет, но в любом случае, судя по содержимому библиотеки, гостям виллы в Геркулануме скучать не приходилось.
Знатные римляне рубежа республиканской и имперской эпох считали интеллектуальный досуг привилегией и весьма его ценили. Многие из них – довольно занятые люди – проводили долгие часы за остроумными и серьезными спорами о богах, о причинах землетрясений, грома и затмений, об определении добра и зла, о смысле жизни и искусстве смерти. Обслуживаемые рабами, на роскошных виллах они укрывались в библиотеках и лелеяли умные беседы так, словно старый мир по-прежнему был на месте, несмотря на гражданские войны, насилие, социальную напряженность, слухи о беспорядках, растущие цены на зерно и столбы дыма, медленно извергаемые Везувием. Эти богатые мужчины и женщины, жившие в центре величайшей державы мира, старались таким образом позабыть обо всех опасностях, свести их к далеким сплетням, пустякам, которые не стоили того, чтобы ради них выходить из себя или прерывать дискуссию о, скажем, яичках бобра – эта тема живо интересовала Аристотеля. Спокойным рассуждениям знатные римляне предавались на удобных диванах – триклиниях, или ложах для пиров, – усыпанных расшитыми пурпурными подушками, покуда рабы подносили им вина и яства.
Раскопки на Вилле Папирусов показали, что книги сибарита Пизона хранились в комнате площадью три на три метра с полками по стенам и открытым кедровым стеллажом в центре. Читали свитки в смежном дворике, где был хороший свет и стояли великолепные статуи. Архитектор виллы следовал греческим образцам.
24 октября 79 года взрыв вулканического газа обуглил свитки, а потом город накрыло пеплом. Со временем пепел охладился и застыл. Когда ученые и охотники за сокровищами обследовали виллу в XVIII веке, они приняли свитки за куски угля, головешки. Даже использовали некоторые из них в качестве факелов – древние слова утраченных книг стали дымовыми сигналами. Догадавшись, наконец, что́ попало к ним в руки, заинтересовались возможным прочтением, но в упоении от находки не учли ее хрупкости: пытались разделить листы ногтями или, того хуже, кухонными ножами – с предсказуемыми печальными результатами. Через некоторое время один итальянец изобрел машинку для безопасного разворачивания свитков, однако работала она ужасно медленно. На один свиток ушло четыре года. К тому же полученные фрагменты, черные, как обгоревшая газета, едва не разваливались прямо на глазах, так что машинка мало чем помогла.
С тех пор исследователи неустанно искали способ проникнуть в тайны свитков Пизона. На одних не различить вообще ничего, на других под микроскопом можно угадать некоторые буквы. Постоянные манипуляции рискованны: свитки норовят в любой момент превратиться в кучку пыли. В 1999 году ученые из Университета Бригама Янга в США рассмотрели рукописи в инфракрасном излучении. На определенной длине волны добились хорошего контраста между бумагой и чернилами. Буквы, тронутые невидимым светом, начали проступать. Вместо черных чернил на черной бумаге показались темные строчки на бледно-сером фоне. Шансы на восстановление текстов значительно возросли. В 2008 году мультиспектральный анализ открыл еще больше возможностей. И все же ни один из геркуланумских свитков не содержит утраченных шедевров, найти которые мы так надеялись: ни неизвестных стихов Сафо, ни погибших трагедий Эсхила и Софокла, ни исчезнувших диалогов Аристотеля. В основном эти восставшие из небытия – узко специализированные философские трактаты. Самое значительное сочинение, пожалуй, – «О природе» Эпикура. Многие ученые предполагают, что в особняке Луция Кальпурния существовала и латинская библиотека, которую еще предстоит открыть. А пока что современный город Эрколано рычит и пульсирует на древних руинах, препятствуя дальнейшим изысканиям. Возможно, однажды там найдут и прочтут доселе неведомые нам тексты. Будем надеяться, через пару десятилетий нас ждет небольшое литературное чудо под вулканом.
Первые раскапыватели Геркуланума обнаружили довольно много свитков разбросанными по всей Вилле Папирусов, сложенными в кипы на полу или упакованными в дорожные чехлы, как будто хозяин из последних сил старался вывезти коллекцию прежде, чем ее накроет двадцатью метрами вулканического пепла. Представляю себе этого человека, думавшего о спасении книг, пока мир вокруг попросту исчезал, оплывал в раскаленном воздухе, под потоками шестисотградусной лавы, наступавшей со скоростью тридцать метров в секунду. По странной исторической иронии, эта апокалиптическая библиотека – единственная выжившая из всех.
33
Обнаруженные залежи прошлого привлекли целую армию новых поклонников древности. Когда в XVIII веке король Неаполя и будущий король Испании Карл III распорядился начать раскопки в Геркулануме, Помпеях и Стабиях, случилась античная лихорадка. Законсервированные катастрофой города будоражили всю Европу. Мир, до тех пор лишь воображаемый, вдруг стал видимым и мгновенно вошел в моду. В этом осколочке древности берут начало многие черты современности: гран-тур (продолжительное путешествие по Европе, своего рода культурное паломничество, завершающий этап в воспитании и образовании молодых аристократов XVII–XIX веков) и туризм, археология как научная дисциплина, гравюры с изображениями развалин, неоклассическая архитектура правительственных учреждений, эстетическая утопия Винкельмана, революционный дух Просвещения, следовавшего греко-латинским образцам.
Овидий в схватке с цензурой
34
Он имел успех – огромный успех – и наслаждался им. Не стеснялся своих читателей, лишенных аристократических фамилий. Отличался остроумием, общительностью, жизнерадостностью. Римская dolce vita нравилась ему без прикрас – подчас вульгарная, помпезная, прожорливая, подчас грустная, поэтичная, деликатная. Писал легко, не маясь, умел ослеплять великолепием стиха. Таких счастливцев не прощают.
Родился в семействе амбициозных землевладельцев, каких в те времена было немало. Отец надеялся сделать из него выдающегося адвоката, богатого и уважаемого, и послал учиться в Рим, но сын обманул все надежды: поэзию предпочел праву. Утомившись судами и благими намерениями, быстро бросил многообещающее образование и полностью посвятил себя литературе. Своей поэзией преступно разочаровал не только биологического
