Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо

Ирене Вальехо

Папирус

Изобретение книг в Древнем мире

Посвящается моей маме,

твердой руке в мягкой перчатке

Буквы похожи на рисунки,

но внутри них – голоса.

Каждая страница – бесконечный кладезь голосов.

Миа Коуту, Мозамбикская трилогия

Неподвижные знаки алфавита оборачиваются

в уме значениями, исполненными жизни.

Чтение и письмо видоизменяют структуру нашего мозга.

Сири Хустведт, Жить, думать, смотреть

Мне нравится воображать, в какое изумление

пришел бы бедняга Гомер (кем бы он ни был)

при виде своих эпических поэм на полке

у невероятного – с его точки зрения —

существа вроде меня посреди континента,

о котором он понятия не имел.

Мэрилин Робинсон, В детстве я любила читать

Чтение – всегда перемещение,

путешествие, уход от себя в поисках себя.

Чтение, несмотря на свою природу,

требующую пребывания на одном месте,

возвращает нас в состояние кочевников.

Антонио Басанта, Чтение против небытия

Книга есть прежде всего

сосуд, где пребывает время.

Чудесная уловка, с помощью которой человеческие разум

и чувствительность одержали победу над текучим,

эфемерным существованием,

устремленным к пустоте и забвению.

Эмилио Льедо, Книги и свобода

Irene Vallejo

EL INFINITO EN UN JUNCO

© Irene Vallejo Moreu, 2019

First edition: September 2019 by Siruela

Published by arrangement with Casanovas & Lynch Literary Agency S.L.

Russian Edition Copyright © Sindbad Publishers Ltd., 2025

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»

© Издание на русском языке, перевод на русский язык, оформление. Издательство «Синдбад», 2025

Пролог

По дорогам Греции скачут отряды загадочных всадников. Земледельцы на полях и у порогов хижин провожают их настороженными взглядами. По опыту они знают: на месте не сидится только опасным людям – солдатам, наемникам, работорговцам. Они хмурятся и ворчат, покуда всадники не скрываются за горизонтом. Никто не любит вооруженных чужаков.

Всадникам же нет дела до земледельцев. Уже долгие месяцы они взбираются на горы, крадутся ущельями, пересекают долины, переходят вброд реки, плывут с острова на остров. У них прибавилось мышц и выносливости с тех пор, как им поручили эту странную миссию. Ради нее им приходится шнырять по неспокойным уголкам мира, почти непрерывно терзаемого войнами. Они охотятся за особой добычей. Добычей тихой, хитроумной, не оставляющей следов.

Если бы таинственные эмиссары уселись за стол в портовой таверне, навернули жареных осьминогов и накачались вином в компании незнакомцев (на деле они благоразумно избегают подобных поступков), то много чего поведали бы о путешествиях. Им доводилось бывать в краях, где свирепствовала чума. Ходить по выжженной земле, чувствовать под ногами горячий пепел разрушений, видеть жестокие стычки бунтовщиков и наемников. Еще не существует карт, охватывающих обширные регионы, поэтому они не раз сбивались с пути и дни напролет, под солнцем и ливнем брели не зная куда. Пили тухлую воду, после чего мучились ужасным поносом. Всякий раз, когда идет дождь, повозки и мулы увязают в лужах, а они с криками и руганью пытаются их вызволить, шлепаются на колени или сразу мордой в грязь. Если ночь застает вдалеке от всякого укрытия, лишь плащи защищают их от скорпионов. Им знакома незавидная участь обовшивевших; знаком и постоянный страх перед разбойниками, которыми кишат дороги. Не раз, когда они скакали по безлюдным просторам и представляли себе встречу с шайкой, у них перехватывало дыхание от ужаса: вот злоумышленники затаились за каким-нибудь поворотом, ждут, готовые напасть, хладнокровно умертвить, завладеть мешками и бросить трупы в кустах.

Их страх можно понять. Царь Египта, отправляя с поручением за море, вверил им огромные суммы денег. В ту пору, всего пару десятилетий спустя после смерти Александра, путешествовать, имея при себе целое состояние, было рискованно, почти равносильно самоубийству. Понимая, что кинжалы грабителей, заразные болезни и кораблекрушения могут помешать его дорогостоящим планам сбыться, фараон тем не менее настойчиво посылает своих людей далеко за рубежи нильского края, во все стороны света. Снедаемый нетерпением и болезненной жаждой обладания, он страстно желает добычи, за которой, подвергая себя неведомым напастям, гонятся его тайные охотники.

Следящие за ними крестьяне, наемники и разбойники повыкатывали бы глаза и пораскрывали рты, кабы узнали, что ищут заморские всадники.

Книги. Они ищут книги.

Вот она, самая ревностно хранимая тайна египетского двора. Властитель Обеих Земель (то есть Верхнего и Нижнего Египта), один из могущественнейших людей своего времени, не пожалел бы жизни (чужой, разумеется, – с правителями всегда так) – лишь бы заполучить все книги в мире для Великой Александрийской библиотеки. Его не оставляла мечта об абсолютном, идеальном хранилище, о собрании произведений всех авторов от начала времен.

Мне всегда страшно писать первые строчки, переступать порог новой книги. Я уже обошла все библиотеки, тетради пухнут от лихорадочных записей, не осталось ни одного благовидного (да и неблаговидного тоже) предлога откладывать начало работы, а я все равно тяну еще несколько дней, и за это время начинаю понимать, что значит быть трусливой. Я просто не нахожу в себе сил. Все должно быть под рукой – тон, чувство юмора, поэзия, ритм, надежды. Еще не написанные главы должны угадываться, проклевываться в выбранных для начала словах. Но как это происходит?! Все мое богатство в данную минуту – мои сомнения. Каждая новая книга возвращает меня в точку отправления, туда, где сердце трепещет, как в первый раз. Писать – значит пытаться понять, что́ мы написали бы, если бы писали, – так говорит Маргерит Дюрас, срываясь в сослагательное наклонение, будто во внезапно образовавшийся под ногами разлом.

По сути, письмо не так уж отличается от всего, что мы начинаем делать, не умея этого делать: от говорения на другом языке, вождения автомобиля, материнства. От жизни.

Изжив агонию сомнения, пустив в ход все отсрочки и отговорки, жарким июльским днем я оказываюсь наедине с белым листом. Решила начать с образа загадочных охотников, идущих по следу добычи. Я отождествляю себя с ними, мне нравится их терпеливость, их стойкость, их готовность выжидать, их медлительность и адреналин поиска. Долгие годы я занималась исследованиями, изучала источники, постигала