Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо
В этой бурной истории книги также играют важную роль. Марк Антоний, мнивший себя без пяти минут повелителем мира, захотел сразить Клеопатру великолепным подарком. Он знал, что от золота, драгоценных камней и пиров взор возлюбленной не засияет, ведь она привыкла ежедневно забавляться ими. Как-то раз, на исходе пьяной ночи, в порыве вызывающего бахвальства Клеопатра растворила в уксусе громадную жемчужину и выпила ее. И Марк Антоний выбрал подарок, который она не встретила бы с утомленно-презрительным видом: положил к ее ногам двести тысяч томов для Великой библиотеки. В Александрии страсти питались книгами.
Два писателя, скончавшиеся в XX веке, стали нашими проводниками по закоулкам этого города и нанесли пару слоев патины на александрийский миф. Грек Константинос Кавафис, незаметный чиновник, долгие годы проработал на одной должности в отделе орошения Министерства общественных работ британской администрации Египта. Ночами он погружался в мир наслаждений, приятелей со всего света и разврата международного масштаба. Как свои пять пальцев знал лабиринт александрийских борделей, единственного прибежища его страсти, «запретной и всеми глубоко презираемой», по его собственным словам. Кавафис взахлеб читал классиков и почти никому не показывал свои стихи.
В его самых знаменитых стихотворениях оживают исторические или вымышленные персонажи, населявшие Итаку, Трою, Афины, Византию. Другие тексты, более личные на первый взгляд, с надрывной иронией исследуют опыт зрелости: тоску по юным годам, постижение удовольствия, удручающее наблюдение за бегом времени. На деле разница в тематике искусственна. Вычитанное, воображаемое прошлое волновало Кавафиса не меньше собственных воспоминаний. Бродя по Александрии, он чувствовал, что под современным городом пульсирует другой, невидимый. Великая библиотека канула в небытие, но ее отголоски, шепотки, бормотания все еще слышатся в воздухе. Кавафис думал, что содружество призраков как раз и очеловечивает холодные улицы, по которым шагают одинокие и несчастные живые.
Герои «Александрийского квартета» – Жюстин, Дарли и в особенности Бальтазар, утверждающий, что был лично знаком с Кавафисом, – постоянно поминают этого «старого городского поэта». В свою очередь, четыре романа Лоренса Даррелла, англичанина, задыхавшегося в английском пуританстве и английском климате, подхватывают и продлевают эротический и литературный миф об Александрии. попал туда в смятенные годы Второй мировой, когда Египет был занят британскими войсками и город являл собой гнездо шпионов, заговорщиков и, как обычно, искателей наслаждения. Никому не удалось точнее Даррелла описать цвета Александрии, физические ощущения, пробуждаемые ею. Давящую тишину, высокое летнее небо. Огненные дни. Ослепительную синеву моря, волнорезы, желтый берег. В глубине берега озеро Мареотис (современное название – Марьют), подчас искрящееся, словно мираж. Между водами порта и озером – бесчисленные улицы, где вихрится пыль, роятся нищие и мухи. Пальмы, роскошные отели, гашиш, пьяный угар. Наэлектризованный сухой воздух. Лимонно-сиреневые закаты. Пять рас, пять языков, дюжина религий, отражения пяти флотов в масляной воде. В Александрии, пишет Даррелл, плоть просыпается и бьется о решетки темницы.
Вторая Мировая война разорила город. В последнем романе «Квартета» Клеа описывает печальный пейзаж. Танки, застрявшие в песках, словно скелеты динозавров; дула крупных орудий, как поваленные стволы окаменелого леса; бедуины, блуждающие по минным полям. Город, издревле развратный, теперь напоминает гигантский общественный писсуар, – подытоживает Клеа. В последний раз Лоренс Даррелл побывал в Александрии в 1952 году. Еврейская и греческая общины, тысячелетиями обживавшие город, бежали после Суэцкого кризиса, ознаменовавшего конец исторической эпохи на Ближнем Востоке. Возвращающиеся из Александрии путешественники рассказывают мне, что космополитичный сладострастный город остался только на страницах книг.
Александр
И всего мира мало
3
Александрий много. Цепочка городов с таким названием отмечает путь Александра Македонского от Турции до Инда. Разные языки исказили первоначальное звучание, но иногда его можно расслышать, как далекую мелодию. Александретта, по-турецки Искендерун. Александрия Карманская, ныне Керман, в Иране. Александрия Маргианская, теперь Мерв, в Туркменистане. Александрия Эсхата, что можно перевести как «Александрия на краю света», сегодня Худжанд, в Таджикистане. Александрия Букефала, основанная в честь коня, на котором Александр скакал с детства, позже названная Джалалпуром, в Пакистане. Война в Афганистане напомнила нам имена прочих древних Александрий: Баграм, Герат, Кандагар.
Плутарх рассказывает, что Александр основал семьдесят городов. Он желал оставить след после себя – вроде тех детишек, что пишут свои имена на дверях и стенах общественных туалетов («Я здесь был», «Я здесь победил»). Атлас – протяженная стена, на которой Александр не раз расписался на память.
Сила, двигавшая Александром, причина поразительной энергии, способной забросить его в завоевательный поход длиной в 25 000 километров, крылась в жажде славы и восхищения. Он истово верил в легенды о героях, более того – тягался с ними. Был одержим образом Ахилла, самого могучего и непобедимого воина греческой мифологии. Он выбрал Ахилла в детстве, когда стараниями учителя, Аристотеля, открыл гомеровские поэмы. Мечтал походить на него. Испытывал тот же страстный восторг, что нынешние мальчишки испытывают по отношению к звездам спорта. Рассказывают, что под подушкой у Александра всегда лежали экземпляр «Илиады» и кинжал. Трогательная картина: сразу представляешь себе мальчишку, заснувшего в обнимку с открытым альбомом спортивных карточек, а снится ему, как он под рев обезумевших трибун выигрывает чемпионат.
С той лишь разницей, что Александр воплотил в жизнь свои самые безумные мечты об успехе. История завоеваний, занявших всего восемь лет, – Анатолия, Персия, Египет, Центральная Азия, Индия, – сделала его чемпионом по военным подвигам. В сравнении с ним Ахилл, положивший жизнь на десятилетнюю осаду одного-единственного города, – жалкий салага.
Александрия Египетская родилась – могло ли быть иначе? – из литературных грез, нашептываний Гомера. Во сне Александр увидел, что к нему подошел седой старец. Приблизившись, таинственный незнакомец произнес несколько строк из «Одиссеи» – об острове под названием Фарос, омываемом звонким прибоем у побережья Египта. Остров такой и в самом деле нашелся близ намывной равнины, где воды дельты Нила вливаются в Средиземное море. Повинуясь логике своего времени, Александр решил, что сон вещий, и основал на упомянутом месте город.
Место показалось ему красивым. Песчаная пустыня сходится с пустыней водной – два безлюдных, неизмеримых, изменчивых ландшафта, вылепляемых ветром. Александр самолично насыпал мучную дорожку, обозначавшую внешний контур города в форме почти идеального прямоугольника, дал указания, где должна располагаться площадь, каким богам следует посвятить храмы и как лучше строить крепостную стену. Со временем маленький остров Фарос соединили с дельтой посредством мола, и на нем выросло одно из семи чудес света.
Когда строительство было запущено, Александр отправился дальше. Население будущего города состояло из греков, евреев и издревле живших в округе египтян-пастухов. Коренные жители, как водится при колонизации в любые времена, стали гражданами низшего статуса.
Александру больше не довелось увидеть этот город. Менее десяти лет спустя туда вернулся его труп. Но в 331 году до нашей эры,
