Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо
Греков Афины и наши доступны теперь всем народам.
Галлия стала речистой и учит юристов британских,
Даже на Фуле идут разговоры о ритора найме.
…………………………………..
Но стоики разве кантабры,
Да особливо еще в старину, при древнем Метелле?
В столице коренные римляне и провинциалы узнавали самых известных писателей на улицах и преследовали их, как современные фанаты и groupies. Вергилий, страдавший патологической застенчивостью, не раз спасался бегством от подобных толп почитателей, тычущих в него пальцами. Однако у славы были и приятные стороны. У римской знати существовал обычай завещать крупные суммы всякого рода благодетелям общества, и писателей не обходили стороной. Сообщалось даже, что вечные соперники Тацит и Плиний Младший измеряли свою славу отписанными им состояниями. Во времена, когда количество проданных экземпляров не поддавалось подсчетам и потому роли не играло, рейтинг звезд литературного небосклона определялся чаевыми, заявленными в последней воле аристократов.
31
Это будет твое последнее путешествие. Тебе почти шестьдесят. Когда ты покидаешь Рим, тебя будоражит ожидание скорых приключений. Плавание от Остии до Тарракона проходит спокойно: подгоняемый благоприятными ветрами корабль качает тебя на волнах памяти. Тридцать пять лет ты прожил в Городе. Совсем молодым человеком приехал в столицу империи и выжил благодаря писательству – и заискиванию перед богачами. Был симпатичным остроумным нахлебником в особняках знати, первым шутником. Обращались с тобой лучше, чем со слугой, но гораздо хуже, чем с другом.
Ослепительно синим днем ты благополучно высаживаешься в Испании. В Тарраконе нанимаешь проводника с повозкой и парой мулов. Поедете не быстро: дорога до родного края займет шесть дней.
Однажды буря застает вас на немощеном участке дороги. Вместе со скотиной вы впрягаетесь в увязшую в глине повозку. Когда ты, грязный, с лопнувшими сосудами в глазах, проходишь под крепостной стеной Цезаравгусты, вид у тебя скорее как у шелудивого нищего, чем как у римской знаменитости. Идешь в термы, потеешь, чешешь языком, клюешь носом. Бродишь по шумному порту у желтоватой реки, по дешевке отхватываешь двух рабов на торгах. Тот, кто добился успеха вне родного дома, должен возвращаться со свитой из двух широкоплечих мускулистых силачей.
Вновь отправляешься в путь. Глубокие чувства пробуждает в тебе одинокий силуэт пика Кайо – века спустя мы назовем его Монкайо, и его тень будет дарить приют и вдохновение другим поэтам, в частности некоему Беккеру и некоему Мачадо. Завидев реку Халон, вспоминаешь, как шлепал в детстве с приятелями по ее неглубоким водам. Вновь покрытый с ног до головы дорожной пылью, мечтаешь вернуться к уютным источникам Акве-Бильбилитанорум – тем самым, что позже получат арабское название Алхама. Узнаёшь родной пейзаж: холмы, узор реки, железные рудники, высокие колосья, ждущие жатвы, сосны, каменные дубы, тенистые виноградные лозы. Из-под куста выскакивает заяц, напоминая, как вкусно здесь стряпают дичь. Наконец на склоне холма показывается уступчатый Бильбилис: крыши над крышами, силуэт храма, воспоминания. Сердце стучит как бешеное. Что ждет тебя на родине – лавры победителя или острозубая зависть? Зная земляков, можно предположить, что, скорее всего, какая-нибудь колкость сквозь зубы. Ну да не беда. По крайней мере, позади – римская бессонница, перебранки возниц по ночам, ранние подъемы, обивание богатых порогов, лицемерные слова. Под безмятежным небом Кельтиберии ты, дружище Марциал, будешь спать без задних ног.
Ты пока этого не знаешь, но вскоре тебе предстоит познакомиться с богатой вдовой по имени Марцелла, поклонницей твоих стихов. Прельщенная возможностью взять в любовники римскую знаменитость, она подарит тебе поместье. Там будут луга, розовые кусты, поэтически журчащий фонтан, крытые пруды с угрями, огород и белая голубятня. Благодаря Марцелле – крепкотелой и горячей, последней, кто разделит с тобой постель, самой щедрой меценатке – ты наконец забудешь о призраке нищеты, никогда не перестававшем пугать тебя в Риме. Твой стол будет ломиться от яств. Ты будешь бездельничать. Подолгу спать кверху пузом под тенистыми деревьями, спасающими в безоблачный летний день. Зимой часами следить за чарующим танцем огня в очаге. Познаешь покой, но перестанешь писать. На полный желудок негодовать трудно, и ты расстанешься с маской остроязыкого бунтаря.
В Риме тебя возмущала повсеместная фальшь, искусственность. Тебе до смерти надоело расхваливать сильных мира сего. Ностальгия нашептывала стихи, полные шершавых названий родного края. Что ж, ты возвратился в свой маленький тихий рай. Вскоре ты начнешь горько тосковать по сборищам, театрам, библиотекам, яркому кругу знакомых, удовольствиям и суматохе столицы – словом, по всему, что ты оставил ради покоя.
Геркуланум
«Капсула времени»
32
Величественные римские библиотеки, снившиеся Марциалу в Испании, исчезнут вследствие череды стихийных бедствий, грабежей, пожаров и несчастных случаев. Даже та единственная, что сохранилась, уцелела как раз благодаря разрушительным силам.
24 октября 79 года, при императоре Тите, время навсегда остановилось в Геркулануме и Помпеях – двух модных городах на побережье Неаполитанского залива. Самые богатые римляне строили себе там виллы. Солнце сияло, воды отливали чистейшей синевой, в воздухе плыл аромат мирта, празднества для отдыхающих сменяли друг друга, жизнь была легка, удовольствия – доступны. Но в то осеннее раннее утро грозный столб черного дыма вырвался в небо из кратера Везувия. Вскоре на улицы Геркуланума полилась какая-то грязь: смесь дождя, пепла и лавы. Она растеклась по кровлям, проникла в окна и щели. И наконец обрушился поток лавы температурой 600°. От горожан остались только кости. Помпеи накрыло облаком серных паров, дышать стало невозможно. За мельчайшей пепельной изморосью последовал град мелких вулканических камней, а потом стали падать куски пемзы по несколько килограммов каждый. Люди в ужасе выбегали из домов, но бежать было некуда.
Город, около тысячи лет пролежавший под слоем окаменелого пепла и таких же кусочков лавы, превратился в своего рода капсулу времени. Вулканическая зола, раскаленная до 300°, образовала корку вокруг скорченных трупов. В XIX веке археологи впрыснули гипс в призрачные полости, оставленные мертвыми телами. Гипсовые формы позволили нам увидеть помпеян в тот миг, когда они отправились в вечность: пара слилась в отчаянном объятии, мужчина закрывает лицо руками, сторожевой пес тщетно рвется с цепи, девочка свернулась на коленях у мамы, словно стремясь обратно в утробу. Две тысячи лет спустя тела некоторых все еще извиваются в припадке ужаса. В «Путешествии в Италию» Росселлини пара, переживающая супружеский
