Эльвира Барякина - Белый Шанхай
Глава 20
Всеобщая забастовка
1
Блокнот «Для эскизов»
30 мая на Нанкин-роуд погибли тринадцать студентов и еще несколько десятков получили ранения. На следующий день китайские профсоюзы объявили всеобщую забастовку, и теперь в иностранных концессиях нет ни телефонной связи, ни газет, ни водопроводной воды.
Хозяева гаражей не продают иностранцам бензин, трамваи не ходят, а рикши отказывались возить белых седоков. Верно, этим и объясняется то, что пока нас с Ниной никто не тронул: головорезы Уайера наверняка бастуют, а Даниэлю Бернару лень ходить пешком по жаре.
У Нины появилась новая идея: учредить агентство телохранителей и нанять бывших белогвардейцев, чтобы они охраняли и нас, и клиентов. Спрос на такие услуги немалый: сейчас все, у кого есть деньги, боятся погромщиков. В особо трудном положении находятся богатеи, приехавшие из разоренных войной провинций: в Шанхае у них нет ни друзей, ни родственников, полиция бастует, а нанимать китайцев небезопасно — твои охранники запросто могут оказаться членами банды.
Русские в такой ситуации — это идеальный вариант: они не говорят на местном диалекте и не могут иметь связей с преступными сообществами. У них есть боевой опыт; кроме того, они, намучившись от безработицы, относятся к своим обязанностям с большим рвением.
Нина уже кое-что понимает в коммерции, и со знанием дела рисует схемы и подсчитывает, сколько денег потребуется для аренды помещения и обучения людей. А я наблюдаю за ней и думаю, что открытие собственной фирмы — это такое же творчество, как литература, живопись или изобретательство. Как бы ни ругали большевики коммерсантов, но это те самые люди, которые создают из хаоса рабочие места, продукты и услуги, и не будь их, мы бы не знали не только паровозов и телеграфа, но даже пуговиц.
Пора подумать, что я буду делать, когда моя жена начнет зарабатывать больше меня. Я мерю успех тиражами, а Нина — прибылью, поэтому если мы будем делать свою работу хорошо, меня ждет слава, а ее — богатство, и угнаться за ней я точно не смогу. Ну что ж, будем считать, что я долго заботился о Нине, как садовник о любимой розе, и в один прекрасный день она расцвела.
Возвращаясь в Шанхай, я готовился к долгой безработице, но забастовка сыграла мне на руку: спрос на новости из Китая взлетел до небес и я устроился корреспондентом агентства «Рейтер».
Раньше вести из Китая не особо волновали мировую общественность, но сейчас как никогда видно, насколько мы все связаны друг с другом. Всеобщая забастовка в Шанхае привела не только к падению биржевых котировок: где-нибудь на нью-йоркской чулочной фабрике не получили шелковую пряжу, в парижские универмаги не завезли фарфор, в Италии простаивают доки, а в английских кантри-клубах нет привычного чая… и так далее до бесконечности. Теперь мир ждет объяснений — что же у нас случилось.
Работа у меня непростая: китайцы не очень-то охотно разговаривают с белыми журналистами, а то и вовсе прогоняют нас со своих митингов — мы же «все равно все переврем». От полицейских нам тоже достается: для разгона манифестаций они применяют конные отряды и пожарные шланги, так что я уже несколько раз возвращался домой в синяках и мокрый с ног до головы.
Белый Шанхай затаился и ощетинился, как загнанный в угол дикобраз: была объявлена мобилизация волонтерского полка, а с иностранных кораблей высажены военные моряки. Китайцы видят в этом не меры по защите, а приготовления к оккупации, и страсти только накаляются.
Капитан Уайер стал для шанхайцев символом несправедливости, жестокости и лихоимства, и именно его считают главным виновником событий 30 мая (хотя в ту субботу он охотился на уток и узнал о случившемся только на следующий день).
Кажется я не зря потратил столько сил, прославляя Уайера. Брошенные мной семена дали обильные всходы, и теперь капитан превратился в самого ненавидимого человека в Шанхае: весь город оклеен самодельными плакатами «Смерть комиссару полиции!».
Я не жажду крови Уайера — все-таки он приходится Эдне отцом. Пусть просто уезжает — чтобы духу его тут не было.
Полиция наотрез отказалась признавать свою вину в гибели студентов: мол, во всем виноваты подстрекатели, которые подбили толпу напасть на участок.
Джонни Коллор и другие убежденные расисты считают, что с китайцами вообще нельзя садиться за стол переговоров.
— Вы поймите: они хотят выгнать нас из страны! — витийствует он. — Если сегодня мы уступим им, то завтра они потребуют национализации наших домов и предприятий. Коммунисты и националисты из партии Гоминьдан играют на самых низменных чувствах толпы и настраивают ее против нас. Мы каждый день получаем сводки о том, что творится на собраниях рабочих: они жаждут крови — моей и вашей!
В головах расистов не укладывается идея равноправия. В их мире кто-то обязательно должен быть господином, а кто-то рабом, кто-то агрессором, а кто-то жертвой. В китайском лагере происходит то же самое, и выход из ситуации пока не проглядывается.
Жить интересно, трудно и страшновато.
Все политические волнения последних десятилетий — это битва за Мечту. Раньше, когда богатство зависело от наличия земли, крестьянин не претендовал на многое и был доволен, если у него имелась соломенная крыша над головой и горсть риса на ужин. Он понимал, что ему никогда не стать помещиком, и мог надеяться на перемены только в загробном мире.
А сейчас сословные предрассудки рушатся на глазах, мировая экономика развивается с невиданной скоростью, и молодежь уже не хочет жить так, как их деды и бабки.
В силу географического положения, плотности и пестроты населения Шанхай превратился в полигон, на котором отрабатывается будущее человечества. Как мы будем договариваться друг с другом? Что нам делать с отжившими порядками, которые тянут нас назад? Как нам построить справедливое общество? Как погасить взаимную ненависть и страх?
Думаю, мы наломаем немало дров, прежде чем добьемся хоть каких-то результатов. Джонни, без сомнения, прав, когда говорит, что темные крестьянские парни вместе с оковами стряхнут с себя остатки миролюбия. Они убьют и ограбят любого белого, считая, что это и есть борьба за свободу Китая. Им совершенно без разницы, кто окажется перед ними — я, капитан Уайер или монашки, раздающие суп голодным сиротам.
Увы, в этом конфликте я не могу принять ничью сторону и потому считаю «своими» только жену, дочь и нескольких добрых знакомых.
2
Похоже, Нинина идея насчет телохранителей пришлась как нельзя кстати.
