Футляр для музыканта - Михель Гавен
– Да, верю, – кивнул Гленн, но лицо его было грустным. – Давно известно, что ценой предательства можно купить жизнь, и даже вполне комфортную, – добавил он горько.
– Люди в непредвиденных обстоятельствах сами делают выбор, – ответила Маренн спокойно. – Могу вам сказать, если вас это утешит, что и мне даже в очень юном возрасте пришлось оказаться в такой ситуации, когда просто необходимо было занять какую-то сторону в очень остром конфликте, конфликте, в котором решалось будущее всей страны. Причем и на той и на другой стороне находились очень близкие мне люди – приемный отец и возлюбленный, и кого бы из них двоих я ни выбрала, я бы предала другого. Признаюсь, я и до сих пор не уверена, что сделала правильный выбор, но я выбрала то, что тогда казалось мне справедливее, а таковым, как показало время, вовсе и не являлось. Однако решение надо было принимать тогда, а не после, и я думала так, как думала. И сделала так, как сделала. – Она вздохнула. – В вашем случае, если сказать честно, я не вижу особых поводов для угрызений совести. Мне не нравятся циничные заявления вашего начальства, Гленн, но в какой-то степени генерал Арнольф прав. Американский агент мадемуазель Жюли Делакруа, чья судьба еще как-то могла волновать ее шефов в Вашингтоне, находится в Париже, то есть она фактически в безопасности среди своих. Конечно, вполне возможно, что она присоединилась к своему жениху барону фон Венцлову, но я не верю, что он готов поступить настолько опрометчиво. Привести прямо в штаб к фон Рундштедту, который тоже после покушения находится под наблюдением гестапо, хоть и поддержал фюрера, американского агента? – Маренн пожала плечами. – А как же безбедное будущее, на которое они оба рассчитывали и гарантии которого вы им должны были предоставить? Что-то здесь не связывается. Нет, фон Венцлов, конечно, бережет Жюли, она для него ниточка в будущее, и она, конечно, ждет в Париже, когда все закончится, чтобы соединиться с возлюбленным. Что касается барона фон Венцлова – о его судьбе размышляю я, о его судьбе после моего доклада будут размышлять другие, более высокие чины в рейхе. Но, как правильно заметил ваш начальник генерал Арнольф, его это не касается. Вполне может не касаться и вас. К тому же, насколько мне известно, американские уставы не запрещают военнослужащим давать показания, когда они оказываются в плену ради спасения жизни. Это, конечно, не поощряется и к героизму не приравнивается, но никаких карательных мер за это не предусмотрено. И американские военнопленные пользуются всеми правами согласно Женевской конвенции 1929 года.
– Это значит, что я даже теперь смогу написать письмо Хелен и сообщить ей, где я нахожусь? – на бледном лице Гленна промелькнула неожиданная радость.
– Теперь, когда вы сообщили все, что интересовало наше командование, я думаю, да, сможете, – предположила Маренн. – Но это решаю не я. Однако я обязательно доведу до сведения бригаденфюрера это ваше желание. Насколько мне известно, американские военнопленные передают письма через Красный Крест и даже получают ответы, – она улыбнулась.
– Хелен узнает, что я жив! – На лице Гленна также засветилась улыбка. Казалось, он вмиг забыл все свои сомнения. «Да и что ему сомневаться? – подумала Маренн. – Упрекать себя за мадемуазель Делакруа и какого-то барона фон Венцлова, которых он никогда не видел? Он и так достаточно долго размышлял, стоит ли открывать их имена, что делает ему честь. Но дальше они должны позаботиться о себе сами. И, скорее всего, позаботились. Сообщить жене, что он жив, – это для него конечно же важнее».
– Я полагаю, Гленн, что надо смотреть правде в глаза, – сказала она негромко после паузы. – Вы не должны винить себя в предательстве. Как я уже говорила, в каждом подобном деле две стороны. И в вашем поручении, которое вы должны были исполнить, тоже участвовали две стороны. Я уверена, что, узнав, что вы не прибыли в Париж, мадемуазель Делакруа сообщила обо всем своим соратникам в штабе барона фон Рундштедта, и я не удивлюсь, если мы вовсе не обнаружим там барона фон Венцлова. Он тоже вполне уже мог перейти на сторону американцев. Вы дали ему достаточно времени своим молчанием, чтобы принять меры к обеспечению собственной безопасности.
– Но мое командование думает, что я погиб над Ла-Маншем, – возразил Гленн. – А это значит, они не знают, что я плену, и могли не предупредить заговорщиков.
– Американское командование вовсе не уверено, что вы погибли, – возразила Маренн. – Американские газеты вышли с заголовками, что знаменитый музыкант Гленн Миллер пропал без вести. Это как раз не исключает того, что вы оказались в плену. Я уверена, разведка приняла все меры безопасности.
– Хелен не знает точно, что я погиб? – удивился он. – Она, возможно, надеется? – Его бледные пальцы, с которых недавно сняли повязки, нервно сжимали и разжимали край одеяла.
– Точно не знает. Ей сообщили, что вы пропали без вести, вас ищут, – ответила Маренн. – И, написав письмо, если это будет позволено, вы известите ее, что надежды ее не напрасны.
– Вы сказали, фрау Сэтерлэнд, «своим молчанием вы дали достаточно времени заговорщикам, чтобы позаботиться о собственной безопасности»? – неожиданно переспросил Гленн. – Вы так сказали? Я не ослышался?
– Если я еще не разучилась правильно говорить по-английски, это именно то, что я имела в виду, – подтвердила Маренн.
– То есть вы догадались, что я вспомнил гораздо раньше, чем сейчас сказал вам, – Гленн Миллер покачал головой. – Вы думаете, я пытался вас обмануть?
– Вы пытались спасти людей, жизнь которых зависела от вас, – ответила Маренн негромко, глядя ему в глаза. – И я не могу вас упрекнуть за это, только лишь скажу, что это благородно. Вы дали им шанс спастись, и они сами виноваты, если не воспользовались им. Да, я, конечно, заметила, что память вернулась к вам раньше, чем вы позволили мне сами узнать об этом. Это моя профессия, я четко вижу такие вещи. Нельзя досконально помнить собственные музыкальные произведения, сочинять музыку и не вспомнить два – три не очень сложных имени.
– Но вы не стали подвергать меня допросу и никому об этом не сообщили? – удивился Миллер.
– У меня в эти дни была задача поважнее, – призналась Маренн. – Вас напрямую это не касалось, но косвенно – касалось тоже. К тому же, упустив несколько дней, мы ничем не рисковали. Не получив гарантий безопасности, заговорщики в штабе Рундштедта вряд ли что-то предприняли. И в этом я оказалась права. Никаких известий из Арденн об открытии фронта и массовой сдачи в плен, по счастью, не поступало. Так что они не
