Папирус. Изобретение книг в Древнем мире - Ирене Вальехо
Касаясь нежного пергамента руками в перчатках, я задумалась о жестoкoсти. В наши дни детенышей тюленей на снегу зaбивaют палками, чтобы мы могли кутаться в теплые шубы, а в Средние века немалого сaдизмa требовало изготовление роскошных рукописей. Встречались экземпляры неземной красоты из белоснежной шелковистой кожи, называемой «велень». Это была кожа новорожденных или даже не рожденных животных. За тонкой выделкой пергамента и искусным рецептом чернил прячется варварство, царящее в слепых зонах цивилизации. Мы предпочитаем не знать, на чем замешаны прогресс и красота. Этим странный парадокс человеческой сущности не исчерпывается: многие средневековые книги делались, чтобы излить в мир потоки мудрых слов о любви, добре и сострадании.
Крупная рукопись означала смерть целого стада. Если бы сегодня все книги делались из пергамента, в мире не хватило бы животных. По расчетам историка Питера Уотсона, если площадь одной шкуры составляет около половины квадратного метра, для книги в сто пятьдесят страниц требовались шкуры десяти-двенадцати животных. Другие эксперты утверждают, что на один пергаментный экземпляр Библии Гутенберга шли сотни шкур. Копирование текстов на пергаменте – единственный способ худо-бедно гарантировать их выживание – обходилось очень дорого и было доступно единицам. Неудивительно, что долгое время обладать такой роскошью, как книга, пусть даже в самом скромном виде, могли только дворяне и религиозные ордена. В одной Библии XIII века переписчик, удрученный нехваткой материалов, замечает на полях: «Ах, если бы небо было из пергамента, а море – из чернил!»
28
Во Флоренции я провела год. Каждый день по дороге на работу приходилось защищать ноутбук от тычков туристических толп. На пути у меня сотни людей позировали, как помешанные, растягивая губы в замороженных улыбках. Я видела нескончаемые очереди – колышущиеся людские многоножки – перед одними и теми же музеями. Люди сидели на тротуарах и ели что-то из контейнеров. Гиды водили стада, вопя в микрофоны на всех известных языках. Иногда толпа запруживала всю улицу, словно орды фанатов, дожидающиеся прибытия поп-звезды. У каждого в руках телефон. Все кричат. Кареты, запряженные безразличными лошадьми, пробивают себе дорогу. Запах пота, конского навоза, кофе, томатного соуса. Странно было идти на работу сквозь безумные полчища людей с селфи-палками. Различая на подходе к университету репродукцию «Герники» на стене, я вздыхала с облегчением, как человек, которого основательно потрепало и выплюнуло метро в час пик.
Покой и уединение во Флоренции тоже случаются, но за ними нужно охотиться, сойдя с протоптанных троп, их нужно заработать. Я впервые отыскала их ясным декабрьским утром в монастыре Святого Марка. По первому этажу бродило несколько молчаливых посетителей, но на втором я оказалась одна. Я не верила своему счастью – как будто меня только что чудом не растоптали несущиеся через саванну звери. Успокоившись в тишине, я зашла в келью, которую Фра Анджелико расписал фресками такой францисканской нежности, что они смотрятся как признание в любви ко всем малым, невинным, чающим, кротким, мечтающим. Говорят, именно сюда удалялся Козимо, патриарх клана Медичи, чтобы в окружении чистых сердцем персонажей фресок, невыносимо прекрасных, каяться в грехах, которые он совершал, стремясь приумножить состояние и распространить влияние своих банков на всю Европу. Великий делец пользовался двухкомнатной кельей: как нам хорошо известно, сильные мира сего нуждаются в удобстве больше прочих, даже в минуту покаяния.
Между двумя кельями в начале широкого коридора я обнаружила любопытный уголок. Специалисты считают, что здесь помещалась первая современная библиотека. В этом самом месте изначально поселились великолепные книги, которые гуманист Никколо Никколи завещал городу «на общее благо, для всего общества, чтобы они были открыты людям, и жаждущие учения собирали с них, словно с тучных нив, сладкие плоды знаний». Козимо, со своей стороны, оплатил строительство ренессансной библиотеки по проекту архитектора Микелоццо, который отказался от темных средневековых комнатушек, где книги томились в заточении, и вместо них предложил эмблему нового времени: просторный зал, залитый естественным светом, располагающий к учебе и беседам. Источники с восторгом описывают первоначальный вид библиотеки: воздушная аркада, поддерживаемая двумя рядами изящных колонн, окна от пола до потолка по обеим сторонам, гладкий камень, стены спокойного оттенка морской волны, ломящиеся от книг полки и шестьдесят четыре кипарисовые скамьи для монахов и посетителей, приходивших читать, писать и копировать тексты. Мечта Никколо Никколи сбылась: доступ предоставили всем желающим; его коллекция из четырехсот рукописей служила флорентийским и приезжим книгочеям. Открытая в 1444 году, библиотека Сан-Марко во Флоренции стала первой после разрушения эллинистических и римских предшественниц публичной библиотекой континента.
Я медленно брела по длинному залу. Столы исчезли, их заменили витрины с ценными рукописями. В это светлое и тихое ренессансное пространство, ставшее музеем, больше никто не приходит читать, но стены все равно излучают тепло, как в жилых помещениях. Кто знает, может, здесь укрылись призраки – они ведь существа пугливые и предпочитают уединенные места, подальше от наводящих ужас живых толп.
Детективный сюжет
29
Скопировать текст вручную – дело непростое. Оно требует изнурительных повторяющихся действий. Переписчик должен прочесть отрывок текста, удержать его в памяти, записать красивым почерком и вернуться к оригиналу, вперив взгляд точно в то место, на котором остановился. Чтобы достичь совершенства в этом занятии, требовалась невероятная способность сосредотачиваться. Даже самый вышколенный и внимательный совершает промахи (ошибается при чтении, что-то пропускает от усталости, невольно переводит в уме, искажает, исправляет понапрасну, заменяет слова, перескакивает со строки на строку). Личность переписчика как раз и раскрывается в его ошибках. Пусть мы не знаем, чья рука копировала ту или иную книгу, – по ошибкам можем догадываться о месте рождения писавшего, о его культурном уровне, сообразительности, вкусах, даже о чертах психики в зависимости от опущений и замен.
Широко известный факт: любая копия сеет новые ошибки в тексте. Копия от копии воспроизводит недостатки первой и добавляет новые. Два одинаковых предмета ручной работы всегда чем-то да отличаются. Только машины могут штамповать идентичные образцы. Рукописные книги менялись по мере приумножения, как при игре в «испорченный телефон», когда люди шепчут на ухо друг другу одну и ту же историю, а потом оказывается, что она стала неузнаваемой.
Страстная, безумная гонка царей-собирателей превратила Александрию в величайший книжный склад.
