Георгий Шенгели - Собрание стихотворений

1937

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Н.М.

Пароход подходит к пристани,Пеня белые бугры,И висит звезда над зубьямиМитридатова холма.От ладоней пахнет сыростью,Губы солоны на вкус;Я вернулся, — и неведомо,Для чего вернулся я.По лобастому булыжникуРыбный рынок прохожу,Где уже считают выручку,У фонариков клонясь.И сквозь темные проулочкиВ портовую пустотуВдруг пахнет с бульвара музыкойИ акацией пахнет.Мне домой идти не хочется,Да и незачем домой;Вот кофейня, сяду к столику,Папиросу раскурю.Из окошек слышно щелканьеЛаконических шаров…Это будни, лето, молодость,Одиночество мое.

1938

Я в окошко стукнул пальцем,Под окошком пес лайнул,И твой оклик нежным жальцемКаплю меда протянул.И как тучка голубая,В пенной пряже серебра,Ты ко мне, плащом порхая,Полетела из двора.Легкий стан твой, как бывало,Дрогнул у моей груди, –И желанное настало,И былое — впереди!

26. VI.1943 — 8.VII.1943. Фрунзе

«В детстве у меня была картинка…»

В детстве у меня была картинка,Точно пламя спирта, голубая:Синевой размытая каюта,И раскрытый в ширь иллюминатор,И спокойный человек в короткомГолубом камзоле чуть откинулПудреную голову, подставивБлеску утра вырезные губы…Я его во сне видал подолгу,Я — и так бывало — ночью плакал,Что не быть мне в голубом камзоле,Что вот так не изогнутся губы.А теперь, теперь я тихо знаю,Что и он, плывя от бурь КонвентаК ясным берегам Луизианы,С болью думал обо мне, грядущем.

1938

ИЗ-ЗА ЗАБОРА

Пустяки… Обычный домикС галереей светлоглазой,С улицы одноэтажный,Двухэтажный со двора;Там старинные стоялиСундуки в наклейках пестрых;Видно, кто-то возвратилсяИздалека в отчий дом.Двор, когда-то садом бывший,Плел бурьянные тропинки,Гнулся грушей одичалойЗа серебряный забор,А за ним пустырь полынный,Завитки речушки мелкой,И китайский ветхий мостикСпину горбил над водой.Там я мальчиком шатался,Драл камыш, ловил тритоновИ не видел в черных окнахНикого и никогда.Но тоскою доживаньяНа меня дышали окна, –Не паденье ль Дома ЭшерМне угадывалось там?

1938

ПАНОРАМА

Мы в душной уселись комнатке(По гривеннику за вход)Перед серым прямоугольникомРазмерами в простыню.На миг мы ослепли: выключенБыл свет. Прошуршал холст,И в черной глуби наметилсяИзрубцованный горный кряж.И кремом яблочно-розовымБлеснул на вершинах снег,И синим яхонтом озероЗагустело и налилось.И меж тонкоперых сосенок,Колоколенку окружив,Забелели по склонам домики,Маленькие, как брелок.И внизу, в нетленной зелени,Над проволочками рельсФарфоровым бисквитикомРадовался вокзал.И оттуда тихонько свистнуло,Затикало, как в часах,И пяток пигмейных вагончиковПробежал и юркнул в туннель.И снова всё гаснуть начало,Из-за гор чернота нашла,И булавочными головкамиРассыпались огоньки.И вновь пробежал вдоль озераКарликовый экспресс,Сверкнув вишневым фонарикомИ свистнув, как сурок.И всё погасло. И сразу жеЗагремел жестяной гром,И лиловая молния дернулаНаискось по облакам.И бешенством ливня горногоШумит непроглядный мрак, –И мальчик понял за гривенник,Как прекрасен и крупен мир!

1938

СИРОТСТВО

Терпкий ветер, день тревожный,Весь белесый, налитойЛедяною последожднойБеспредельной пустотой.Два часа. И человекуМеста нет и дела нет.В этот час библиотекуЗапирают на обед.А на улицах пустынно,На бульварах мокрота,Скучной жизни половинаНесомненно прожита.В лужах рябь под ветром резкимПалым спрыснута листом;Даже слова молвить не с кемВ этом городе пустом.И стоит в тоске отдельнойЧеловечек, сам не свой,Поникая головойУ окошка москательной.

1938

«Поздно, поздно, Георгий!..»

Поздно, поздно, Георгий!..Ты пятый десяток ломаешь,Стала зубы терятьклинописная память твоя,Стало слово черстветь,а ты всё о бессмертной мечтаешьО поэме твоей,о «венце» твоего «бытия»…Жизнь ты жадную прожил:встречался ты с морем и небом;Ты, прильнув к телескопу,Сатурны и бриги следил;Был под пулями ты;революции благостным хлебомТы жену молодуюи звонкую музу кормил.Ты с Верхарном дружил;ты с Гюго заседал в трибуналеВсех легенд и веков;ты легко на эстрады взлетал,И стихи твои с нихот Москвы до Тбилиси звучали,И шампанским прибоемвзметался навстречу им зал.Ты спокойно входилк знаменитым поэтам эпохи;Ты с Валерием спорил,с Максимилианом на «ты»Пил согдейским вином,тех пиров оброненные крохиПодбирали другиев свои золотые листы…А теперь — и закат!Проживешь ты, надеюсь, немало:Ты двойного заряда,ничем не болел никогда,Но мечта о бессмертной поэме(ты видишь?) увяла;Мир — тебя обгонял,а твои уходили года…Не жалей! Поклонисьвсем дарам равнодушной природы,Что дала тебе радостьпо чудному миру пройтиБратом вечной красыи любовником вечной свободы,Звезды, бури и песнивстречая везде на пути!

1. I.1939

1940-е годы

ТАЙНА

И опять я странный видел город –Весь в каскадах улочек и лестниц,В балюстрадах, в лоджиях, в колоннах,Розовый и хрупкий, точно вафли.Он висел на известковых срывахНад рекою небывало-синей,И в домах, в их башенках стрельчатых,Мягким ветром шевелило шторы.А за шторами приоткрывалисьОперными ложами каморки,Где среди зеркал и медальоновМедленные женщины сидели.Я один бродил вдоль улиц узких,Розовую трогал штукатуркуИ старался никому не выдать,Что моя фамилия — Гварнери.

Огромная черная комната,Оловянный рассвет в окне,Круглый стол под суконной скатертьюСтоит, совершенно пустой.Тишина атмосферною тягостьюРаспахнула дверь в коридор,И неведомой жизни логовоНеизвестно: спит или нет.Далеко в коридорной темениПрорвалась золотая щель,И с поднятой лампой женщинаВыглянула в коридор.Постояла мгновенье и спряталась,Вновь защелкнув наглухо мрак…Я успел заметить, что волосыБыли рыжими у нее.

1940

ЧЕРЕПАХА

Мои стихи есть бронза пепельниц,Куда бросаю пепел я.

Testudo elegans! Твой панцирь золотой,Как бы из облака закатного литой,Прекрасно выгорблен, — как лоб высокодумный,Как чаша с нектаром. А с моря ветер шумныйВо влумине твоей играет и гудит…Ах, только струны бы, да рядом Бакхилид, –И строй высоких дум, и звуков мед тягучий,И ветер, пляшущий под заревою тучей,Всё заструилось бы и в вечность истекло,Лаская чье-нибудь горячее чело!..Ах, только струны бы, — и в пене песни яройИз пепельницы стать бессмертною кифарой!

1940

АМФИБИАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ