Варлам Шаламов - Колымские тетради
Нет, не для нас, не в нашей моде
Нет, не для нас, не в нашей модеПисалось мира бытие,И расточительность природы,И пышность грубая ее.
И не раченьем садовода,Избытком силы мир живет,Любую пользуя погоду,Какую вынес небосвод.
Мир не вмещается в картины,Но, на полотна не просясь,С любым из нас на миг единыйПровозгласить хотел бы связь.
Зачем роса порою раннейНа неподвижном лепесткеВисит слезой, зовя в бескрайнейТакой мучительной тоске…
Всюду мох, сухой, как порох
Всюду мох, сухой, как порох,Хрупкий ягелевый мох,И конические горыВулканических эпох.
Здесь на зов весны несмелойОткликаются едваИ гранит позеленелый,И зеленая трава.
Но рога свои олениСмело сбрасывают в снег.Исчезают сны и тени,И добреет человек.
Я на этой самой тропке
Я на этой самой тропкеПодбирал когда-то робкоБедные слова.
Я сгибал больное тело,Чтоб в ушах зашелестелаСонная трава.
Ныне я сквозь лес багровый,Опалив ресницы, брови,Проскачу верхом.
Ведь, выходит, ты недаромУгрожала мне пожаром,Красным петухом.
Бьется, льется дождь горящий,И кричит от боли чаща,И кипит река.
Камни докрасна нагреты.Не попасть домой к рассветуБез проводника…
Оттепель
Деревьям время пробудиться,Смахнуть слезинку и запеть,Воды по капельке напитьсяИ завтра же зазеленеть.
Сырые запахи гашеньяТак мимолетны, так легки.Березам тленье, и растленье,И все на свете пустяки.
Едва ли черные березыСвою оплакивают честь.Ведь капли, как людские слезы,Морозом осушают здесь.
И будто целый сад, с досадыНа запоздавшую весну,Не хочет становиться садомИ возвращается ко сну.
Своим внезапным пробужденьемОн, как ребенок, устрашен.Он весь — во мгле, он весь — в сомненье,И зеленеть не хочет он.
Пережидаем дождь
Пережидаем дождьВ тепле чужого дома.Ложится навзничь рожь,Боясь ударов грома.
И барабанит градКрупней любой картечиИ может, говорят,Нам приносить увечья.
А небу все равно,Что будет нынче с нами.И тополь бьет в окноНамокшими ветвями.
Летят из всех щелейОбрывы конопатки.Мигает все быстрейЗажженная лампадка…
Луч
Будто кистью маховоюПробежав по облакам,Красит киноварью хвоюИ в окошко лезет к нам.
И, прорезав занавески,Он уходит в зеркала,И назад отброшен резкоТайной силою стекла.
Он с геранью и с морковьюНатюрморта заодно.Он в глаза мне брызжет кровью,Не дает смотреть в окно.
В пятнадцать лет
Хожу, вздыхаю тяжко,На сердце нелегко.Я дергаю ромашкуЗа белое ушко.
Присловья и страданьяНеистребимый ход,Старинного гаданьяС ума сводящий счет.
С общипанным букетомЯ двери отворю.Сейчас, сейчас об этомЯ с ней заговорю.
И Лида сморщит брови,Кивая на букет,И назовет любовьюМальчишеский мой бред.
Реквием
Ты похоронена без гробаВ песке, в холщовой простыне.Так хоронили в катакомбахТогда — у времени на дне.
И в среднеазиатских, дикихПесках, сосущих арыки,Ты тем была равновелика,Кто нес под землю огоньки
Своей неистребимой верыВ такие будущие дни,Где нет «эпохи», нету «эры»И что не мастера ли МстерыКогда-то поняли одни.
Куда теперь уйти и деться,Куда мне преклонить главу,В каком дожить мне жизнь соседствеИ с кем загрезить наяву?
Ты слепла в черных лабиринтахМоей безвыходной земли,Какие ж сказочные ритмыТебя к спасению вели,
Что в этой музыке душевнойТы проявила на светуТакой простой и совершеннойТвою седую красоту.
Доколе, Боже мой, доколе,Предав все лучшее тщете,Нам ставить памятники болиИ распинаться на кресте?
Опять граненым адамантомЗаколешь крепко кружева,Опять прославишься талантом,Простым талантом — быть жива,
Чтоб делать всех людей живыми,Чтоб делать всех людей — людьми,Чтобы всю жизнь браниться с нимиИ хлопать в ярости дверьми.
А может быть, твоею смертьюВ бегах, от дома вдалеке,Вся жизнь нам говорит: не верьте,Что очутились в тупике.
Что всеми мелочами бытаНе будет подвиг затемнен,Что этот был тобой испытанИ самовластно побежден.
И этот подвиг незаметный,Великий материнский долгКак подчеркну чертой отметкой,Когда еще «не втолкан толк».
Когда догадкою ТолстогоВесь мир еще не одарен,Когда любовь, как Божье слово,Зашелестит со всех сторон,
Неся отнюдь не всепрощенье,А только ненависти зло,Когда души моей смятеньеРастеньем тянется в тепло,
Когда, заверчен и закрученЗа солнцем, светом и теплом,Я вижу в боли только случайИ средство для борьбы со злом.
Тогда твоим последним шагомКуда-то вверх, куда-то вдальОставишь на моей бумагеНеизгладимую печаль.
Густеет темный воздух
Густеет темный воздух,И видно в вышине,Как проступают звездыНа синем полотне.
Походною палаткойНатягивают ночь.Пилюли и облаткиНе могут мне помочь.
И я один на свете,Седеет голова.И брошены на ветерБумажные слова…
Стучался я в калитку
Стучался я в калитку,Просился в райский садБесплодная попытка —Вернулся я назад.
Там горькая услада,Секрет моей беды.Мальчишеского садаНезрелые плоды.
Казалось мне, что рукуДовольно протянуть,Исчезнет моя мукаЗа несколько минут.
Их вкус живет доселеВ моем иссохшем рту.И к той же самой целиЯ взрослым подойду.
И яблоки литыеК моим ногам летят,Как солнца золотые,И озаряют сад.
Лирично то, что лично,Что пережил я сам.Едва ли нам приличноНе верить чудесам.
Фортинбрас
Ходят взад-вперед дозоры,Не сводя солдатских глазС дальних спален Эльсинора,Где ночует Фортинбрас.
Королевские террасыТемный замысел таят.Здесь, по мненью Фортинбраса,В каждой склянке налит яд.
Здесь фамильные портреты,Притушив тяжелый взгляд,Поздней ночью с датским ветромОб убийстве говорят.
В спальне на ночь стелет шубуПобедитель ФортинбрасИ сует усы и губыВ ледяной прозрачный квас.
Он достиг заветной цели,Все пред ним склонились ницИ на смертных спят постеляхВосемь действующих лиц.
Он не верит даже страже,Сам выходит на балкон.И готов с любым миражемЗавести беседу он.
Он не будет слушать глупыхУвещаний мертвеца,Что ему наследство трупов,Страсти сына и отца.
Что ему цветы Офелий,Преступления Гертруд.Что ему тот, еле-елеСохранивший череп шут.
Он не будет звать актеров,Чтоб решить загадку ту,То волнение, в которомСкрыла жизнь свою тщету.
Больше нет ни планов адских,Ни высоких скорбных дум,Все спокойно в царстве датском,Равномерен моря шум.
Фортинбрас идет обратно,Потушив огонь свечи.На полу, чертя квадраты,Скачут лунные лучи.
Кто же тронул занавеску,Кто прижался у стены,Озарен холодным блескомНаблюдательной луны?
Кто сумел войти в покоиИ его развеял сныНарушителем покояПокорителя страны?
Чья-то речь, как волны, бьется,Как морской прибой шумит,И над ухом полководцаЧей-то голос говорит:
«Ты пришел за древним трономВ самый знатный из дворцов,Ты спешил почтить поклономНеостывших мертвецов.
Знаю, ты боишься смерти,Не солдатской, не простойИ не той, что жаждут чертиЗа могильною чертой.
Ты боишься смерти славы,Смерти в памяти людей —Где частенько прав неправыйИ святым слывет злодей.
Только я даю бессмертье,Место в вечности даю.Запишу сестру ЛаэртаВ Книгу Светлую мою…
Год пройдет — не будет флага,Фортинбрасова значка,Но отравленная шпагаПроблестит еще века.
Лишь свидетельство поэта,Вдохновенного творца —Книга Жизни, Книга СветаБез предела и конца.
Может быть, язык библейскийВ совершенстве простоты,Суете, вполне житейской,Дал значенье и мечты.
Подчинить себе я властен,Мудреца и дурака,Даже тех, кто не согласенУходить со мной в века.
Разбегутся сны и людиПо углам музейных зал,Даже те, кто здесь о чудеНикогда и не мечтал.
Может быть, глаза портретовСтарых рыцарских временШлют проклятие поэтам,Разбудившим вечный сон.
Может, им не надо славы,Их пугает кисть и стих,Может быть, они не вправеВыдать горестей своих.
Но художника ли делоЧеловеческий покой,Если чувство завладелоЗадрожавшею рукой.
Даст ответ не перед веком,Перед собственным судом —Почему завел калекуВ королевский пышный дом…
Ты в критическом явленьеВ пьесу ввел свои войска,Создавая затрудненьеДля финального стиха.
Без твоих военных акцийОбойдется наш спектакль.Я найду других редакцийЧерновой последний акт.
Все, что сказано на сцене,Говорилось не тобой,Не тебе шептали тени,Что диктовано судьбой.
Знай, что принца монологиИ отравленная стальБез тебя найдут дорогуВ расколдованную даль,
Если совести поэтаДоверяешь жизнь и честь,Если ждешь его совета,Ненавидя ложь и лесть…
Выбирай судьбу заране,Полководец Фортинбрас.Будет первой датской даньюМой эпический рассказ…»
Снова слышен шелест шелкаЗанавески золотой.Пляшут лунные осколкиВ темной комнате пустой.
Фортинбрас, собравшись с духом,Гонит бредовые сны.Не слова звучали глухо,А далекий плеск волны.
Ходят взад-вперед солдаты.В замке — тишь и благодать.Он отстегивает латы,Опускаясь на кровать.
ЗЛАТЫЕ ГОРЫ
