Варлам Шаламов - Колымские тетради

Варлам Шаламов

Колымские тетради

И пусть над нашим смертным ложем

Взовьется с криком воронье, —

Те, кто достойней Боже, Боже,

Да узрят Царствие Твое

СИНЯЯ ТЕТРАДЬ

Пещерной пылью, синей плесенью

Пещерной пылью, синей плесеньюМои испачканы стихи.Они рождались в дни воскресные —Немногословны и тихи.

Они, как звери, быстро выросли,Крещенским снегом крещеныВ морозной тьме, в болотной сырости.И все же выжили они.

Они не хвастаются предками,Им до потомков дела нет.Они своей гранитной клеткоюДовольны будут много лет.

Теперь, пробуженные птицамиНе соловьиных голосов,Кричат про то, что вечно снится имВ уюте камня и лесов.Меня простит за аналогииЛюбой, кто знает жизнь мою,Почерпнутые в зоологииИ у рассудка на краю.

Я беден, одинок и наг,

Я беден, одинок и наг,Лишен огня.Сиреневый полярный мракВокруг меня.

Я доверяю бледной тьмеМои стихи.У ней едва ли на умеМои грехи.

И бронхи рвет мои морозИ сводит рот.И, точно камни, капли слезИ мерзлый пот.

Я говорю мои стихи,Я их кричу.Деревья, голы и глухи,Страшны чуть-чуть.

И только эхо с дальних горЗвучит в ушах,И полной грудью мне легкоОпять дышать.

Не суди нас слишком строго

Не суди нас слишком строго.Лучше милостивым будь.Мы найдем свою дорогу,Нашу узкую тропу.

По скалам за кабаргоюВыйдем выше облаков.Облака — подать рукою,Нужен мостик из стихов.

Мы стихи построим этиИ надежны и крепки.Их раскачивает ветер,До того они легки.

И, шагнув на шаткий мостик,Поклянемся только в том,Что ни зависти, ни злостиМы на небо не возьмем.

Робкое воображенье

Робкое воображенье,Поднимись ко мне.Справься с головокруженьём,Ведь еще трудней

Ждать тебе чужого словаУ подножья гор,Что земля — всему основа,Знаем с давних пор.

Все же с горки дальше видно,Шире кругозор…Как равнине ни обидно,Это — свойство гор.

Заклятье весной

Рассейтесь, цветные туманы,Откройте дорогу ко мнеВ залитые льдами лиманыМоей запоздалой весне.

Явись, как любовь — ниоткуда,Упорная, как ледокол.Явись, как заморское чудо,Дробящее лед кулаком!

Сияющей и стыдливой,В таежные наши леса,Явись к нам, как леди Годива,Слепящая снегом глаза.

Пройди оледенелой тропинкойСредь рыжей осенней травы.Найди нам живую травинкуПод ворохом грязной листвы.

Навесь ледяные сосулькиНад черным провалом пещер,Шатайся по всем закоулкамВ брезентовом рваном плаще.

Такой, как была до потопа,Сдвигающая ледники.Явись к нам на горные тропы,На шахты и на рудники.

Туши избяные лампады,Раскрашивай заново птиц,Последним сверкни снегопадомДочитанных зимних страниц.

Разлившимся солнечным светомСтволов укорачивай теньИ лиственниц голые ветвиС иголочки в зелень одень.

Взмахни белоснежным платочком,Играя в гусей-лебедей.Набухни березовой почкойПочти на глазах у людей.

Оденься в венчальное платье,Сияющий перстень надень.Войди к нам во славу заклятьяВ широко распахнутый день.

Замолкнут последние вьюги

Замолкнут последние вьюги,И, путь открывая весне,Ты югом нагретые рукиПротянешь на север ко мне.

С весьма озабоченным видом,Особо наглядным с земли,На небе рисунки ЭвклидаВыписывают журавли.

И, мокрою тучей стираяЛетящие вдаль чертежи,Все небо от края до краяЗатягивают дожди.

Ты держись, моя лебедь белая,

Ты держись, моя лебедь белая,У родительского крыла,Пролетай небеса, несмелая,Ты на юге еще не была.

Похвались там окраскою севера,Белой родиной ледяной,Где не только цветы — даже плевелыНе растут на земле родной.

Перепутав значение месяцев,Попади в раскаленный январь.Ты не знаешь, чего ты вестница,Пролетающий календарь.

Птица ты? Или льдина ты?Но в любую влетая страну,Обещаешь ей лебединуюРазгулявшуюся весну.

Но следя за твоими отлетами,Догадавшись, что осень близка,Дождевыми полны заботамиНабежавшие облака.

Я вижу тебя, весна

Я вижу тебя, весна,В мое двойное окошко.Еще ты не очень краснаИ даже грязна немножко.

Пока еще зелени нет.Земля точно фото двухцветна,И снег только ловит моментИсчезнуть от нас незаметно.

И сонные тени телег,Поскрипывая осями,На тот же истоптанный снегВыводят как осенью сани.

И чавкает дегтем чека,И крутят руками колеса,И капли дождя щекаВдруг ощущает как слезы.

Луна, точно снежная сойка

Луна, точно снежная сойка,Влетает в окошко ко мнеИ крыльями машет над койкой,Когтями скребет по стене.

И бьется на белых страницах,Пугаясь людского жилья,Моя полуночная птица,Бездомная прелесть моя.

Серый камень[1]

Моими ли рукамиПостроен город каменный,Ах, камень, серый камень,Какой же ты беспамятный.

Забыл каменотесовРубахи просоленные,Тебя свели с утесовНавек в поля зеленые.

Твое забыли имяНе только по беспечности,Смешали здесь с другимиИ увели от вечности.

Рассеянной и робкой

Рассеянной и робкойСюда ты не ходи.На наших горных тропкахТы под ноги гляди.

Наверно, ты заснула,Заснула на ходу.Разрыв-травы коснулась,Коснулась на беду.

Теперь он приворожен,Потупившийся взгляд,И путь найти не можетПо тропке той назад.

Розовый ландыш

Не над гробами ли святыхПоставлен в изголовьеЖивой букет цветов витых,Смоченных чистой кровью.

Прогнулся лаковый листок,Отяжелен росою.Открыл тончайший завитокСо всей его красою.

И видны робость и испугЦветка в земном поклоне,В дрожанье ландышевых рук,Ребяческих ладоней.

Но этот розовый комокВ тряпье бледно-зеленомНазавтра вырастет в цветок,Пожаром опаленный.

И, как кровавая слеза,Как Макбета виденье,Он нам бросается в глаза,Приводит нас в смятенье.

Он глазом, кровью налитым,Глядит в лицо заката,И мы бледнеем перед нимИ в чем-то виноваты.

Как будто жили мы не так,Не те читали книги.И лишь в кладбищенских цветахМы истину постигли.

И мы целуем лепесткиИ кое в чем клянемся.Нам скажут: что за пустяки, —Мы молча улыбнемся.

Я слышу, как растет трава,Слежу цветка рожденье.И, чувство превратив в слова,Сложу стихотворенье.

Наверх[2]