Варлам Шаламов - Колымские тетради

Мы гуляем средь торосов

Мы гуляем средь торосовВ голубых лучах луны,Все проклятые вопросы,Говорят, разрешены.

Но луна, как пряник мятный,Детский пряник ледяной,Вдруг покатится обратно,И — покончено с луной.

И, встревоженное чудом,Сердце дрогнет у меня,Я достану из-под спуда,Из подполья злого дня,

Все, что плакало и пело,Путевую жизни нить,Что своим усталым теломЯ пытался заслонить

От чужих прикосновений,От дурных тяжелых глаз,Откровенных нападенийИ двусмысленности фраз.

Наступает тихий вечер,Звезды тают на снегу.И породой человечьейЯ гордиться не могу.

Среди холодной тьмы

Среди холодной тьмыМы — жертвы искупленья.И мы — не только мы,А капелек сцепленье.

Стакан поставь в туман,Тянущийся по саду,И капли на стаканТотчас, как дождь, осядут.

Стакан сберег тепло,Ему родное снится,И мутное стеклоСлезой засеребрится.

Я здесь живу, как муха, мучась

Я здесь живу, как муха, мучась,Но кто бы мог разъединитьВот эту тонкую, паучью,Неразрываемую нить?

Я не вступаю в поединокС тысячеруким пауком,Я рву зубами паутину,Стараясь вырваться тайком.

И, вполовину омертвелый,Я вполовину трепещу,Еще ищу живого дела,Еще спасения ищу.

Быть может, палец человечийТу паутину разорвет,Меня сомнет и искалечитИ все же на небо возьмет.

Кому-то нынче день погожий

Кому-то нынче день погожий,Кому — томящая жара,А я, наверно, промороженТайгой до самого нутра.

И мне все кажется, что летоНапрасно силы бережет,Напрасно раскаленным светомДотла всю землю не сожжет…

Клен и рослый и плечистый[27]

Клен и рослый и плечистыйВ дрожи с головы до пят,Перепуганные листьяДо рассвета шелестят.

Их протягивает лето,И холодный ветерокОтрывает, как билеты,И бросает на песок.

И по железнодорожнойЖелтой насыпи крутойИх сметает осторожноВ ямы с мутною водой.

Это — право пешеходаРазбираться, чье нужней,Чье полезней — время годаВесен или осеней,И похваливать погоду,Размышляя не о ней.

Приходят с улиц, площадей

Приходят с улиц, площадей,Все глохнет, как в лесном загоне,Ладони будто бы людейМоей касаются ладони.

И мне, пожалуй, все равно,Что тут — мечта и что — обманы,Я вижу темное вино,Уже разлитое в стаканы.

Я вижу женщины глаза,Которых чище не бывает;И непослушная слезаНапрасно зренье застилает…

Персей и Муза

Она еще жива, Расея,Опаснейшая из Горгон,Заржавленным щитом ПерсеяНе этот облик отражен.

Химер, ничуть не виноватых,Кентавров рубит сгоряча,Он голову родного братаНадел на острие меча.

В ушах героя шум победы,Он пьяный мед, как воду, пьет,И негритянка АндромедаЛиловый подставляет рот…

Но дом Горгон находит Муза,И — безоружная — войдет,И поглядит в глаза Медузе,Окаменеет — и умрет.

Я нынче с прежнею отвагой

Я нынче с прежнею отвагойВсе глубже, глубже в темный лесИду. И прибавляю шагу,Ища не знаний, но чудес.

И по тропе, глухой и личной,Войду в такую тишину,Где нынче всю породу птичьюЕще с утра клонит ко сну.

Затерянный в зеленом море

Затерянный в зеленом море,К сосне привязанный, стою,Как к мачте корабля, которыйПричалит, может быть, в раю.

И хвои шум, как шум прибоя,И штормы прячутся в лесу,И я земли моей с собоюНа небеса не унесу…

Сплетают ветви полукруг

Сплетают ветви полукругТрепещущего свода.Под тысячей зеленых рукНа четырехугольный лугВедет меня природа.

Иду — уже не в первый разПод триумфальной аркой.А луг — пока хватает глаз —Конвертом кажется сейчас,Весь в разноцветных марках.

И каждый вылеплен цветокВ почтовом отделенье.И до востребования могПисать мне письма только БогБез всякого стесненья.

Вечерней высью голубою

Вечерней высью голубоюДо дна пропитана река.Клочками порванных обоевСвисают с неба облака.

И в опустевшую квартируПо тропке горной я вхожуИ в первый раз согласье мираС моей душою нахожу.

В мозгу всю ночь трепещут строки 

В мозгу всю ночь трепещут строки,И вырываются из снаПризнанья, жалобы, намеки,Деревья, листья и луна.

И песне миг до появленья,И кажется, теперь онаОдним физическим движеньемРукою будет рождена.

Казалось, мускулами кисти,Предплечья, локтя и плечаЯ удержал бы всплески листьевИ трепет лунного луча.

Но, спугнутые светом спички,Слова шарахаются прочь,Звериным верные привычкам,Предпочитают мрак и ночь.

И песня, снившаяся ночью,Как бы я небо ни просил,Со мною встретиться воочьюНе может, не имеет сил.

Потухнут свечи восковые

Потухнут свечи восковыеВ еще не сломанных церквах,Когда я в них войду впервыеСо смертной пеной на губах.

Меня несут, как плащаницу,Как легкий шелковый ковер.И от врачей и от больницыЯ отвращу свой мутный взор.

И тихо я дышу на ладан,Едва колебля дым кадил.И больше думать мне не надоО всемогуществе могил.

Я видел все: песок и снег

Я видел все: песок и снег,Пургу и зной.Что может вынесть человек —Все пережито мной.

И кости мне ломал приклад,Чужой сапог.И я побился об заклад,Что не поможет Бог.

Ведь Богу, Богу-то зачемГалерный раб?И не помочь ему ничем,Он истощен и слаб.

Я проиграл свое пари,Рискуя головой.Сегодня — что ни говори,Я с вами — и живой.

Ушло почтовой бандеролью

Ушло почтовой бандеролью,С каким-то траурным клеймомВсе то, что было острой больюИ не бывало вовсе сном.

Скорей бессонницей, пожалуй,Или рискованной игрой,Затеянной метелью шалойЗемною зимнею порой.

Со мною, все еще мальчишкой,Еще витавшим в облаках,Ушло все то, что было слишкомИ не удержано в руках,

Что было вырванной страницейИз сердца, что меня потомЧуть не направило в больницу,В ближайший сумасшедший дом.

Все малолетнее, родноеИ так тревожен дальний путь,Что сердце вздрагивает, ноетИ до утра не даст уснуть.

Кто домик наш, подруга

Кто домик наш, подруга,Назвал пустой мечтой,Обвел Полярным кругом,Магической чертой?

Кто дверь в него, подруга,Заколотил крестом,Завеял дымной вьюгойВ урочище пустом?

И хохотало эхоСреди немых лесов,Как радиопомехаДля наших голосов.

Какое же страданьеГотовят нам за то,Что, людям в назиданье,Доверием свиданьяМы стерли быль в ничто?

Ночная песня