Варлам Шаламов - Колымские тетради

Златые горы

Когда я плелся еле-елеНа зов обманный огонька,В слепящей и слепой метелиМеня вела моя тоска.

Я повторял твои простые,Твои прощальные слова.Кружились горы золотые,Моя кружилась голова.

В голодном головокруженье,В знобящей дрожи рук и ногДвоилось каждое движеньеВетрам упрямым поперек.

Но самой слабости сердечнойТакая сила придана,Что будь метель — метелью вечной,Со мной не сладила б она.

Мне все казалось — вместе, рядомС тобой в пурге вдвоем идем,Глядим двойным горячим взглядомНа землю, залитую льдом.

И вдвое я тогда сильнее,И вдвое тверже каждый шаг.Пускай и боль вдвойне больнее —Мне легче севером дышать.

Едва ли, впрочем, в той метелиХотя б один бывает звукПохож на стон виолончели,На глубину скрипичных мук.

Но мы струне не очень верим,И жизни выгодно сейчасРеветь на нас таежным зверем,Пургой запугивая нас.

Я верю в жизнь любой баллады,Любой легенды тех веков,Какие смело в двери адаВходили с томиком стихов.

Я приведу такие сказки,Судьбу Танкредов и Армид,И жизнь пред ними снимет маскуИ сходством нас ошеломит.

Я с отвращением пишу

Я с отвращением пишу,Черчу условленные знаки…Когда б я мог карандашуВелеть не двигаться к бумаге!

Не успеваю за моейВ губах запутавшейся злостью,Я испугался бы гостей,Когда б ко мне ходили гости.

И в угол из угла стихиШагают, точно в одиночке.И не могу поднять руки,Чтобы связать их крепкой строчкой.

Чтоб оттащить их в желтый дом,В такую буйную палату,Где можно бредить только льдом,Где слишком много виноватых.

Говорят, мы мелко пашем

Говорят, мы мелко пашем,Оступаясь и скользя.На природной почве нашейГлубже и пахать нельзя.

Мы ведь пашем на погосте,Разрыхляем верхний слой.Мы задеть боимся кости,Чуть прикрытые землей.

Мы ночи боимся напрасно[32]

Мы ночи боимся напрасно —Цветы изменяют свой цветЗатем, чтобы славить согласнейПолуночный, лунный ли свет.

Хочу, чтобы красок смятеньеИ смену мгновенную ихНа коже любого растеньяПоймал мой внимательный стих.

Оттенки тех огненных маков,Чернеющих в лунных лучах,Как рукопись полная знаков,Еще не прочтенных в ночах.

Что резало глаз и пестрело,Теперь для того смягчено,Чтоб смело из ночи смотрелоВ раскрытое настежь окно.

И встретится с ищущим взглядом,И в дом мой поспешно войдетШагать и поддакивать рядом,Покамест не рассветет.

О тебе мы судим разно[33]

О тебе мы судим разно.Или этот емкий стихТолько повод для соблазна,Для соблазна малых сих.

Или он пути планетамНамечает в той ночи,Что злорадствует над светомДогорающей свечи.

Может, в облике телесном,В коже, мышцах и кровиПоказалось слишком тесноЧеловеческой любви.

Может, пыл иносказаньяИ скрывает тот секретПрометеева страданья,Зажигающего свет.

И когда б тому порукойБыл огарок восковой,Осветивший столько муки,Столько боли вековой.

Романс

В заболоченной Чукотке,У вселенной на краюЯ боюсь одной чахотки —Слишком громко я пою,

Доставая из-под спуда,Из подполья злого дняУдивительные рудыС содержанием огня.

Для моих усталых легкихЭти песни — тяжелы.Не найду мелодий легкихСредь сырой болотной мглы.

Кровь густая горлом хлынет,Перепачкав синий рот,И у ног моих застынет,Не успев всосаться в лед.

Вернувшись в будни деловые[34]

Вернувшись в будни деловыеС обледенелых синих скал,Сегодня, кажется, впервыеЯ о тайге затосковал.

Там измерять мне было простоВсе жизни острые углы,Там сам я был повыше ростомСреди морозной, жгучей мглы,

Где люди, стиснутые льдами,В осатанелом вое вьюгОкоченевшими рукамиХватались за Полярный круг.

И где подобные миражиНе сказка и не болтовня,Подчас ясней бывали дажеВидений яви, света, дня.

Где руки — мне, прощаясь, жалиМои умершие друзья,Где кровью налиты скрижалиСтаринной книги бытия.

И где текли мужские слезы,Мутны, покорны и тихи,Где из кусков житейской прозыСложил я первые стихи.

Вернись на этот детский плач

Вернись на этот детский плач,Звенящий воем вьюг,Мой исповедник, мой палач,Мой задушевный друг.

Пусть все надежды, все тщеты,Скользящие с пера,Ночное счастье — только тыДо раннего утра.

Прости мне бедность языка,Бессилие мое,И пребывай со мной, покаЯ доскажу свое

Ты смутишься, ты заплачешь

Ты смутишься, ты заплачешь,Ты загрезишь наяву.Ты души уже не спрячешьПо-июльскому — в траву.

И листы свои капустаКрепко сжала в кулаки,И в лесу светло и пусто,И деревья — высоки.

Раскрасневшаяся осеньЦепенеет на бегу,Поскользнувшись на откосеВ свежевыпавшем снегу.

Упоительное бегство

Упоительное бегствоПрямо с поезда — и в лес,Повторять лесные текстыУскользающих чудес.

То, на что способны астры,Пробужденные от сна,То, что лилий алебаструСообщает тишина.

То, что каждое мгновеньеИзменяет вид и цвет.Для его изображеньяИ возможности-то нет.

Может — это просто звукиВ совершенстве чистых нот,Как цветы, сплетают руки,Затевая хоровод.

Старой тайны разрешенье,Утвержденье и ответВ беспорядочном круженьеЭтих маленьких планет.

Над развернутой бумагойЧто-то тихо прошуршав,Наклоняются, как флагиНе знакомых мне держав.

И сквозь ветви, как «юпитер»,Треугольный солнца лучОсветит мою обительДо высот нагорных круч.

Вот и сердцу легче стало,Ветра теплая рукаПо листу перелисталаКнигу клена-старика.

Мне все мои болезни

Мне все мои болезниДавно не по нутру.Возьму я ключ железныйИ сердце отопру.

Открою с громким звоном,Со стоном и огнем.Паду земным поклоном,Заплачу о своем —

О всем, что жизнь хранила,Хранила, хмуря бровь,И вылила в чернилаТемнеющую кровь.

Химический анализИ то не разберет,Что вылилось, как наледь,Не всасываясь в лед.

Зимний день

Свет, как в первый день творенья,Без мучительных светилИ почти без напряженьяПресловутых вышних сил.

Будто светит воздух самый,Отражая светлый лед,И в прозрачной райской драмеОсвещает людям вход.

Там стоят Адам и Ева,Не найдя теплей угла,Чем у лиственницы — древаЗнания добра и зла.

Сольвейг