Семен Кирсанов - Собрание сочинений. Т. 1. Лирические произведения

СТОН ВО СНЕ (1937–1939)

«Сказали мне…»

Сказали мне, что я стоналво сне.Но я не слышал, я не знал,что я стонал во сне.Я не видал ни снов, ни словя не слыхал — я спал, —без сновидений сон.Товарищ утром мне сказал,что слышал долгий стон,как будто больно было мне —так я стонал во сне.Да, все, что сдерживалось днемзатихшее в быту дневном,уже давно не боль,не рана, а спокойный шрам,рубец, стянувшийся по швам, —а что для шрама соль?Да! Я забыл луга в цветуи не стонал о ней, —я стал считать ту,что любил,почти любовью детских дней.Но если б знали вы —как это все взошло со дна,очнулось смутной раной снаи разошлось, как швы.Но я не видел ничегово сне. Я спал без снов.Товарищ в доме ночевал,и это я узнал со слов…Как мог таким я скрытным статьи спрятать от себяболь и бездумно спать?Но боль живет, и как ни спишь,и как ни крепок сон,какую б ночь ни стлала тишь —все слышит, знает стон,все помнит стон, он не забылту, что бессонно я любилв дали ушедших дней,стон мне напоминал о ней,чтоб днем не больно было мне,чтоб я стонал во сне.

Случай с телефоном

Жил да был ТелефонТелефонович.Черномаз целиком,вроде полночи.

От него проводателефонные,голосами всегдапереполненные.

То гудки, то словав проволоке узкой,как моя голова —то слова, то музыка.

Раз читал сам себеновые стихи я(у поэта в судьбеесть дела такие).

Это лирика была,мне скрывать нечего —трубка вдруг поднялаухо гуттаперчевое.

То ли ловкая трель(это, впрочем, все равно), —Телефон посмотрелзаинтересованно.

Если слово поет,если рифмы лучшие,трубка выше встает —внимательней слушает.

А потом уж — дела,разговоры длинные…А не ты ли былав те часы на линии?..

Нет Золушки

Я дома не был год. Я не был там сто лет.Когда ж меня вернул железный круг колес —записку от судьбы нашел я на столе,что Золушку мою убил туберкулез.

Где волк? Пропал. Где принц? Исчез. Где бал? Затих.Кто к Сказке звал врача? Где Андерсен и Гримм?Как было? Кто довел? Хочу спросить у них.Боятся мне сказать. А все известно им.

Я ж написал ее. Свидетель есть — перо.С ней знался до меня во Франции Перро!И Золушкина жизнь, ее «жила-была» —теперь не жизнь, а сон, рассказа фабула.

А я ребенком был, поверившим всерьезв раскрашенный рассказ для маленьких детей.Все выдумано мной: и волк, и дед-мороз…Но туфелька-то вот и по размеру ей!

Я тоже в сказке жил. И мне встречался маг.Я любоваться мог хрустального горой.И Золушку нашел… Ищу среди бумаг,ищу, не разыщу, не напишу второй.

Четыре сонета

Сад, где б я шил, — я б расцветил тобой,дом, где б я спал, — тобою бы обставил,созвездия б сиять тобой заставили листьям дал бы дальний голос твой.

Твою походку вделал бы в прибойи в крылья птиц твои б ладони вправил,и в небо я б лицо твое оправил,когда бы правил звездною судьбой.

И жил бы тут, где всюду ты и ты:ты — дом, ты — сад, ты — море, ты — кусты,прибой и с неба машущая птица,

где слова нет, чтоб молвить: «Тебя нет», —сомненья нет, что это может сбыться,и все-таки — моей мечты сонет

не сбудется. Осенний, голый садс ней очень мало общего имеет,и воздух голосом ее не веет,и звезды неба ею не блестят,

и листья ее слов не шелестят,и море шагу сделать не посмеет,крыло воронье у трубы чернеет,и с неба клочья тусклые висят.

Тут осень мне пустынная дана,где дом, и куст, и море — не она,где сделалось утратой расставанье,

где даже нет следа от слова «ты»,царапинки ее существованья,и все-таки — сонет моей мечты

опять звенит. Возможно, что не тут,а где-нибудь — она в спокойной дреме,ее слова, ее дыханье в доме,и к ней руками — фикусы растут.

Она живет. Ее с обедом ждут.Приходит в дом. И нет лица знакомей.Рука лежит на лермонтовском томе,глаза, как прежде карие, живут.

Тут знает тишь о голосе твоем,и всякий день тебя встречает дом,не дом — так лес, не лес — так вроде луга.

С тобою часто ходит вдоль полей —не я — так он, не он — твоя подруга,и все-таки — сонет мечты моей

лишь вымысел. Найди я правду в нем,я б кинул все — и жизнь и славу эту,и странником я б зашагал по свету,обшарить каждый луг, и лес, и дом.

Прошел бы я по снегу босиком,без шапки по тропическому лету,у окон ждать от сумерек к рассвету,под солнцем, градом, снегом и дождем.

И если есть похожий дом такой,я к старости б достал его рукой:«Узнай меня, любимая, по стуку!..»

Пусть мне ответят: «В доме ее нет!»К дверям прижму иссеченную рукуи допишу моей мечты сонет.

Письмо без адреса

Я всю ночь писал письмо,все сказал в письме.Не писать его не смог,а послать — не смел.Я писал письмо всю ночь,в строки всматривался,только нет на свете почтдля такого адреса.Если б я письмо послал —что слова на ветер.Той, которой я писал,нет на свете.

А я кораблик сделализ письма,листок бумаги белойсложил, не смял.И в уйму светлых капелекпустил по реке:«Плыви, плыви, кораблик,к ее руке».А вдруг она на пристани,спеша домой,заметит издалибумажный мой…Но я боюсь — бумажныйпотонет, протечет,и строки очень важныеона не прочтет.

А я письмо переписал,и все сказал в письме я,и сделал — бросил в небесавоздушного змея.«Лети, лети, почтовый змей,пусть туча не догонит,но где-то в мире встреться с нейи дайся ей в ладони».Но я боюсь — сверкнет грозазарницами и зорями, —и где лежит, и что сказалмой бедный змей изорванный?

А я, не смыкая глаз,до рассвета сизого,буду много, много разписьмо переписывать.По улицам, по шоссе,у вокзальной башенки —буду класть его во всепочтовые ящики,вешать его на дубы,клеить его на клены,на стены и на столбы,на окна и колонны.

Я пришел, и знать не знал,ведать не ведал,и во сне не видел сна,и не ждал ответа.А пришел, подумал только:«Вот пришел бы ответ»,—лишь подумал и со столикаподнял конверт.Я узнал любимый почерк,ее руку около,завитки знакомых строчек,волосики с локона.А написано в письмеголосом в тиши:«Ты искать меня не смей,писем не пиши.Я ушла навеки — надолгои не в близкий путь,не пиши и не надо,лучше забудь.И не надо змеев по небуи листков на столбы, —я прошу тебя: кого-нибудьнайди, полюби…»А страницы в пальцах тают,не дочитан ответ,я еще письмо читаю,а письма уже нет.Завитки любимых строчекищут глаза еще,но меж пальцев только почерк,и то — исчезающий.

Воспоминание